всё фигня, кроме оживших пирожков с капустой
Обзорщику
Название: Все дороги
Автор: Санастезис Нёкл
Бета: Cordy Laer
Пейринг: Спок/Маккой (TOS)
Жанр: пре-слэш/броманс
Рейтинг: PG (R, если вы вулканец : )
Размер: миди (~ 15 000 слов)
Таймлайн: сразу после 1.25 The Devil in the Dark. Упоминаются события 1.16 The Galileo Seven, 1.20 Court Martial, 1.21 The Return of the Archons.
Саммари: после общения с хортой у Спока возникают неожиданные проблемы. Бравый доктор берётся их разрешить. И оказывается...
Дисклаймер: nihil habeo, nihil timeo
Примечание: вулкано-английский словарь, для любопытных.
***
~8 000 словВолны с тихим шелестом накатывали на берег, окутывали расслабленное тело. Покачивались вместе с ним, ласковые и тёплые скользили по коже, высыхали солёными дорожками. Сквозь мерный плеск раздался приглушённый крик чайки. Ей вторила другая чайка. Потом первая чайка вскрикнула резко, пронзительно и громко, а вторая чайка ей ответила: «…решение, капитан», и тогда первая чайка окончательно разозлилась, и Маккой был вынужден разлепить пересохшие губы.
– В моём лазарете только я имею право повышать голос. Сэр.
Чаек разом стало в три раза больше, да вдобавок они заметались вокруг него и компьютера, сходящего с ума.
– Кристи, отключи ты эту дьявольскую штуку, я и без неё в курсе, что у меня всё болит. – И только после того, как надрывный писк над ухом прекратился, он рискнул разлепить ещё и глаза. К счастью, из палаты уже успели убраться все лишние. Кристина громко и демонстративно стучала по клавишам, засев за компьютер в углу, как в засаду. Спок и Кирк застыли друг напротив друга, словно застуканные за воровством яблок мальчишки, которые пытаются сделать вид, что всего лишь заблудились. У Спока выходило не в пример лучше.
– Сколько я тут лежу?
– Двадцать восемь минут.
– Ваша точность, мистер Спок, как обычно, решает дело. Ещё две минуты, и со мной случилось бы ужасное ничего, а возможно, всё в корне никак не изменилось. – Договорив, Маккой коротко и почти незаметно улыбнулся, до того забавное было у Спока выражение лица. Как если бы он изо всех сил старался не рассмеяться.
– Брейк! Нет времени на вашу обычную любезность. Лучше помоги мне убедить его.
– Всегда готов, но ты уверен, что он умеет жонглировать?
Кирк моргнул. Затем посмотрел на Кристину.
– Вы уверены, что его мозг не пострадал?
– Сенсорная перегрузка и сильное перенапряжение. Ничего необратимого. Пока что, – ответила она, не поднимая глаз от монитора.
– Джим, но если он не умеет жонглировать, его не возьмут в труппу. Ты ведь убеждаешь его сбежать с бродячим цирком? Уши это хорошо, но уши и умение жонглировать точно сделают его гвоздём программы.
– Боунс, – Кирк безнадёжно помахал ладонью, – Он отказывается принять мою помощь.
– Я не отказываюсь, капитан. Я несколько раз объяснил вам, что это нецелесообразно и затратно. Наши с доктором Маккоем сознания в достаточной мере приспособились, чтобы результат слияния был максимально эффективным. И я не могу с точность предсказать результат, если мне придётся вновь менять образец.
Кирк дождался, пока Спок договорит, нетерпеливо пристукивая носком ботинка, и, как только тот замолчал, продолжил:
– На что я вполне резонно, и ты со мной согласен, возражаю, что мы не знаем, как дальнейший контакт может отразиться на уважаемом докторе Маккое.
– Я вынужден напомнить вам ваши же слова о том, что…
– Я прекрасно помню свои слова, спасибо. И что в итоге ты предлагаешь? Уморить Боунса?
– Это никогда не было и не будет моей целью. Решение очевидно и абсолютно логично. В оставшееся время я должен справляться сам.
– Спок, это приказ, и ты должен ответить честно. Что ты ел в последний раз?
– Какое это имеет…
– Я напоминаю, это приказ.
Спок ссутулился больше обычного и на мгновение отвёл взгляд.
– Я не располагаю этой информацией.
– Проще говоря, не помнишь. Какая сегодня дата? Как называлась последняя планета, на которой у нас была увольнительная? Что там произошло? Какого числа ты заступил на службу в качестве первого помощника? Кто был твоим первым капитаном?
– Джим, перестань, – сказал Маккой – и сам себе удивился. Спок выглядел растерянным, почти испуганным, и это было неожиданно больно и слишком откровенно. Слишком остро и неправильно, после всего, что он узнал и прочувствовал за последние сутки.
– Ты прав, Боунс. Прости, Спок, я увлёкся. Но меня злит твоё нежелание признать, что с этой проблемой ты не можешь справиться в одиночку. Тебе нужна наша помощь.
Кристина тихо выскользнула из комнаты, и Маккой её понимал. Со стороны Кирк выглядел не на шутку рассерженным, но он достаточно хорошо его знал, чтобы понимать, какие чувства прячутся за гневом. Глубокое беспокойство и злость на себя за то, что, как ему кажется, он сидит сложа руки. Кирк был деятельным и подвижным, готовым сорваться ураганом энергии с места в любой момент, и то, что он не мог помочь непосредственно, приложить руку, угнетало его.
Маккою тоже хотелось высказаться от души, и большая часть этих высказываний была не из словаря воспитанного южного джентльмена. Раньше он бы так и поступил, он бы рычал и шипел о том, как Спок может не понимать их чувств, как может быть так равнодушен к своей судьбе и тому, что станет с ними, если он умрёт. Но теперь он видел бесконечную череду лестниц, стройный, путь и прихотливый, лабиринт логики, в котором жил вулканец.
Можно ворчать на него сколько угодно, Кирк может сколько угодно взывать к совести, но это не изменит решение Спока ни на йоту. Потому что они с ним говорят на разных языках, слишком разных, чтобы понять друг друга, пока кто-нибудь не пойдёт на уступки.
Он сел, отбросив тонкое одеяло. В ушах зашумело от тока крови, но быстро прошло.
– Как думаешь, сколько ты ещё продержишься? – Он взмахнул рукой, показывая, что ответ его не интересует. – Как думаешь, сколько продержусь я? Ещё на один сеанс меня хватит?
– Боунс!
– Джим, пойми меня правильно, потом я спишу всё на последствия обморока, но думаю, что Спок прав. Ты не подходишь.
Кирк открыл рот, глубоко вдохнул и закрыл рот.
– Подожди умирать от удивления. Потому что во всём остальном наш зеленокровый друг чертовски ошибается. – Он сполз с кровати, одёрнул форму и подошел к Споку. Открыто посмотрел ему в глаза, и произнёс как можно убедительней: – Со мной ничего не случится. Ты… Ты отлично присматриваешь за мной там. Давай попробуем ещё раз и посмотрим, что будет дальше? Тридцать шесть часов или двое суток, что безопаснее? Спок?
Тот пристально разглядывал его, словно увидев в первый раз, в глубине его глаз затухала настороженность и решимость отстаивать своё мнение.
– Ну что? – чуть нервно сказал Маккой.
– Это звучит… достаточно логично.
– О боже, осторожнее, моё сердце может не выдержать такого счастья. – Он хитро улыбнулся. Сердце на секунду подскочило к горлу и бешено забилось, когда уголки губ Спока дрогнули в ответ и тот с мягкой серьёзностью произнёс:
– Я постараюсь быть осторожнее, доктор. А сейчас мне нужно заняться делами, пока я ещё в состоянии, – уже обычным тоном добавил он и вышел.
Маккой потёр шею и натолкнулся на удивлённый взгляд Кирка.
– Чего?
Тот покачал головой.
– Что там? Что ты видел там, у него в голове? Как это выглядит?
– Ничего особенного. – Он дёрнул плечом, поймав себя на том, что не хочет рассказывать то, что узнал о Споке. Ничего, даже о лабиринте. – Я почти ничего не помню, просто всякие… пятна.
– Ты ведёшь себя по-другому, – произнёс Кирк тоном «ты-недоговариваешь-но-я-не-буду-настаивать-потому-что-я-твой-друг».
– Я думал, ты будешь в восторге, если мы начнём ладить.
– Но не слишком хорошо. Ваши пикировки отлично меня развлекают. – Он дерзко и ехидно улыбнулся и, хлопнув Маккоя по плечу, тоже вышел.
***
Треск интеркома пробился сквозь сон. Маккой со стоном поднял голову и посмотрел на часы. Он проспал почти три часа, и чувствовал себя гораздо хуже, чем до этого. Душ немного помог, а полчашки крепкого чая окончательно взбодрили.
Вперёд, сказал он отражению в зеркале, нас ждут безумные выкрутасы вулканского разума. Несмотря на слова, Маккой твёрдо решил в этот раз никуда не лезть. Так, ради разнообразия.
В каюте Спока всё было по-прежнему, даже сам Спок, казалось, сидел точно в том же положении, что и в прошлый раз. Маккой привычно устроился напротив, спустя несколько секунд он был вынужден тронуть Спока за рукав, привлекая внимание. Тот сильно вздрогнул и непонимающе посмотрел на него, затем чуть нахмурился.
– Готов?
– Доктор, вы… rai… shar. Нет.
Маккой сжал его запястье, прервав бормотание, и дождался, пока Спок поднял на него взгляд.
– Со мной всё будет в порядке. Не беспокойся.
Спок напряженно и рвано выдохнул и немного расслабился. Горячие пальцы легли на лицо землянина, и через мгновение он уже стоял на знакомой площадке. Его необычного попутчика рядом не было, как и разломов. Хотя, это мог бы быть совершенно другой участок.
Маккой поддел носком ботинка камешек и отшвырнул в пропасть. Камень пролетел немного, пропал из виду, а затем упал ему за шиворот. Спок сказал, что всё это лишь иллюзия, удобная картинка, которую придумал его мозг. Значит, вот таким он видит Спока? Бесконечный серый лабиринт, запутанный и однообразный. А, да, не стоит забывать о взбесившихся деревьях, как о милом маленьком развлечении.
Каким видит его Спок? Наверняка для него сознание человека напоминает комнату строптивого подростка, с носками месячной давности, засунутыми под батарею, и выцветшей галереей постеров на стене.
Когда за спиной раздался перезвон, он не обернулся.
– Зашифрованным символом чего бы ты ни был, я отказываюсь подглядывать. Даже если ты как часть сознания Спока даёшь мне на это разрешение. Или как отражение части сознания Спока в отражении моего сознания в его… Вот поэтому у вулканцев мозги набекрень. – Он наконец обернулся. – Если коротко: иди куда шёл, водяной.
Он не мог объяснить, почему именно это слово из старых земных поверий вдруг всплыло в голове, но был убеждён, что оно чудесно подходит его переливчатому знакомому.
Водяной откинул голову, словно бы возвёл глаза к небу и попросил у богов терпения, затем протянул руку и тихо зазвенел. Маккой даже голову не повернул.
– Нет. Я никуда не пойду.
От водяного медленно отделилась капля, на мгновение оставив в животе дыру, сквозь которую было видно лестницы. Капля влажно шлёпнулась на пол рядом с Маккоем и начала расти, будто небольшое озеро, прямо у его ног. Вытянувшись достаточно, оно приподнялось с одного края и вдруг рвануло вперёд, накрывая собой Маккоя.
Раскачиваясь в серебряном коконе, Маккой мрачно размышлял о том, что в его жизни было много странных и необычных ситуаций. Пожалуй, даже больше, чем положено на долю обычного сельского врача, даже если он болтается в консервной банке по космосу в компании капитана, чья цель в жизни – собрать себе на задницу все неприятности во вселенной. Но чтобы его похитил ртутный переросток прямо в сознании его коллеги – это точно будет в десятке.
За этими мыслями он не заметил, как качка прекратилась, и через мгновение вывалился на знакомый серый пол.
– Тебе чертовски повезло, что я… что я не…
Маккой уставился на сооружение прямо перед собой. Справа и слева тянулись лестницы, но прямо перед ним высилась стена, и не из серого камня, похожего на гранит, а тёмно-рыжих кирпичей. Она напоминала стену старой фабрики, которую он видел однажды на фотографии в учебнике по истории. Только эти кирпичи были разного размера, формы и всех оттенков: от нежно-оранжевого до тёмно-коричневого. Водяной провёл рукой где-то высоко над его головой, и часть стены медленно истончилась и потемнела, а перед Маккоем предстали высокие ажурные ворота. Тёмный металл перетекал, то закручиваясь непонятными символами, то тонкими цветами.
– Да я не Алиса, я просто грёбаная Элли.
Створки поддались лёгкому нажиму и распахнулись вовнутрь. Проход был такой узкий, что он едва протиснулся и ударился плечом. Не успел он сделать и шага, как его накрыло куском какого-то странного меха. Маккой не успел толком испугаться, как, повинуясь тихому перезвону, мех зашевелился и сполз с него.
– А вот и Тотошка, – медленно протянул он, разглядывая нечто напоминающее собаку. Если бы у собаки было восемь ног и вся она была сплошь покрыта длинной шерстью, так что невозможно было понять, где голова, а где хвост. Да и есть ли у этого существа хвост? Голова-то точно была, подумал он, вытирая обслюнявленную щёку, да так и замер.
Его бабушка умерла очень рано, и он помнил о ней только запах нагретой резины и то, что она без памяти любила свой сад. Когда солнце клонилось к закату, она усаживала маленького Лео на колени, закутывая в свой платок, и бесконечно рассказывала о цветах, о том, что они означают и как их правильно растить.
Рай, говорила она, это место, где есть все цветы мира. Если верить ей, он оказался в раю.
Всё пространство, до самой дальней стены, было покрыто цветами самых причудливых оттенков, самых необычных и невозможных форм. Глаза заслезились от пестроты и хаотичности пейзажа.
Тотошка скакал вокруг, гоняя бабочек, но аккуратно огибая все цветы. Водяной согнулся пополам, словно складной нож, и осторожно сел рядом с Маккоем.
Белые, нежно-голубые, огненно-алые, бежевые, словно кожа младенца, чёрные, как космос, круглые и вытянутые, закрученные, переплетённые, сплюснутые и похожие на диск, двигающиеся и неподвижные, склонённые к земле. Он перебегал глаза от одного к другому, и казалось, что больше его удивить нечем, но каждый новый цветок был затейливей и невероятней прежнего. И он разглядывал, не в силах оторваться, словно прозревший слепец, впервые увидевший рассвет. Некоторые цветки вдруг вспыхивали, наливались свечением, другие, наоборот, тускнели и будто подёргивались пеплом. Вокруг них, изредка присаживаясь на край, порхали бесцветные бабочки.
Сад, в полном беззвучии, жил. Дышал, рождался и умирал одновременно, бился о стены, подобно воде в колодце.
– Красиво, – прошептал он. Существо рядом переливчато рассмеялось, будто колокольчики на ветру.
Маккой протянул пальцы к ближайшему цветку, тёмно-зелёному и похожему на маленькую плакучую иву, и вопросительно посмотрел на водяного. Тот зазвенел, снова задрав голову к переплетению серых камней, что были здесь вместо неба, и землянин счёл, что это разрешение.
Он тронул нежный лепесток, и в ту же секунду его охватила едкая, глухая тоска. Ему нестерпимо захотелось оказаться на Земле, в Джорджии, в старом домике родителей, вдохнуть запах рассохшегося дерева и бесконечных полей, запах ветра, свободы.
Он резко отдёрнул руку, изумлённо уставившись на неё.
– Это… – обернулся он к водяному, но вспомнил, что тот не может ответить. Вместо этого он опасливо дотронулся до следующего цветка: грязно-рыжего, скрученного в тонкую трубку, будто нераскрывшаяся роза. И на него накатила тянущая усталость, такая, какая бывает от долго напряжения, когда весь мир сжимается до одиноких, коротких действий, которые нужно пережить, и нет сил думать о следующем мгновении. Он едва заставил себя отнять пальцы.
Водяной зажурчал над ухом, словно торопливо нашёптывая, и показал на небольшой бледно-голубой бутон цвета разбавленного ромуланского эля. Маккой пробрался к нему, отпихнув ногой Тотошку, и поднёс руку к стеблю. Вспыхнувшая нежность была такой глубокой и острой, что он ошеломлённо замер. Она разливалась в нём, из самого сердца, столь сильная, что было почти больно. Она была похожа на чувство, что он испытал впервые, обняв крошечный орущий свёрток, из которого торчало сморщенное лицо его дочери.
Отойдя на своё место, он сел, едва ли что-то видя перед собой. Он вдруг со всей отчётливостью осознал, что оказался к Споку близко, как ни к кому другому. Ни с кем, никогда, его не связывало нечто настолько откровенное и родное.
В самом сердце лабиринта логики он сидел в тайном саду, который хранил человеческие чувства.
Маккой тепло и растерянно засмеялся. Тотошка, словно это был сигнал для игры, бросился к нему. И землянин, как мог, отпихивал его волосатую, мокрую морду и задыхался от смеха. Над ухом звенел смешок водяного.
Они не сразу заметили, что земля чуть просела под ними. Первым насторожился Тотошка, вскинулся и замер, уставившись на ворота. Второй толчок сбил с ног водяного. Маккой едва удержал равновесие от третьего, в последний момент увернувшись от бабочки.
Земля ходила ходуном. Водяной бросился к воротам и почти успел захлопнуть створку, но путь преградил один из деревянных отростков. Шум постепенно нарастал, возвещая о приближении основного ствола. Маккой навалился рядом с водяным, стараясь не попасть под вёрткие взмахи ветки. Удар оставил на коже водяного шипящую рану.
Они медленно сдавались под натиском, с ржавым скрипом створки расходились всё больше. Их текучий рисунок застыл, напоминая оплавленный воск.
Что будет, если то необузданное существо ворвётся сюда?
Маккой с отчаяньем оглядел замерший сад. Он должен его спасти. Он здесь для этого, разве не так? Он здесь, чтобы защитить Спока. Он здесь, чтобы защитить всё, что и составляет Спока.
Сжав зубы, он вцепился ладонью в кору. Руку обожгло, будто кто-то загнал ему стержень прямо до плеча. Он закричал, стиснул челюсть так, что крик превратился в рык, и со всей силы толкнул.
Створки задрожали, дерево в его руке завибрировало, и одновременно с этим Маккой почувствовал, как вздрогнуло его настоящее тело. Раздвоившись, он чувствовал, как в этом мире его била крупная дрожь, как нестерпимо горела кожа, кости, а там, в настоящем мире, его тело трясут, оттаскивают, и так больно, как если бы его мышцы рвались, будто старая ветошь.
На мгновение всё померкло. Его охватил прохладный покой, чтобы в следующую секунду обернуться криками и грохотом, с которым ломается мебель. Он сжал голову руками, казалось, что вместо неё там раскалённый шар сверхновой.
– …ай… Док… идти…
Слова прорывались обрывками, как сквозь толщу воды. Маккой приоткрыл слезящиеся глаза. В дальнем конце каюты мелькали тени, тренога со свечами валялась на полу, и единственный свет лился из коридора, через дверной проём. В углу раздалось низкое звериное рычание, а затем в них врезалось бесчувственное тело энсина Чопа.
– … уже идут… вызвала… вставайте…
– Нет, – прохрипел Маккой.
– Давайте, вставайте же, ну… – Кристина почти плакала.
Маккой оттолкнул её руки, встав на четвереньки, двинулся туда, откуда доносилось рычание. На полпути он смог выпрямиться, опираясь на стену.
– Доктор…
– Уходи и закрой дверь.
– Но…
– Быстро!
Она выскочила наружу, но оставила дверь открытой. В коридоре плескались голоса, шумели, перебивали друг друга. Словно свора нерешительных охотников у берлоги разбуженного медведя.
– Хороший мишка, хороший, – прошептал Маккой, и рычание вдруг стало тише. Он поднял руки, показывая, что безоружен, хотя стоять стало гораздо сложнее. – Это всего лишь я, Спок.
Рычание стало ещё тише и перешло в прерывистый, гортанный хрип. Маккой сделал пару нетвёрдых шагов и вынужденно схватился за перевёрнутый стол. Внутри него тикал секундомер, отсчитывая оставшееся время. Он должен вернуться и помочь им закрыть ворота, он должен вернуться и защитить… Защитить Спока. Даже если от самого Спока.
Жилистое, горячее тело врезалось в него, повалив на пол. Тёмное, искажённое безумием и яростью лицо Спока оказалось в половине дыхания от него. Вместо глаз – два тёмных провала, а рот, изломанный тьмой, казался звериной пастью.
В голове всплыли воспоминания, вычитанные из детской энциклопедии, и он запрокинул голову, подставляя шею, показывая, что покоряется.
– Ну же, Спок. Смотри, какой я послушный. Спок. Спок. Спок. Помнишь, кто это?
Тело над ним расслабилось, хотя руки Спока продолжали прижимать его к полу с такой силой, что он начал беспокоиться, как его потом будут выковыривать из вмятины.
– K'war… ma'kh… t'hai…
– Да-да, именно эта штука. Меня есть нельзя, я твой друг. Друг, Спок. Квар, маху, тхи, или как там это звучит. В конце концов, я доктор, а не дрессировщик!
Дыхание Спока выравнивалось. Маккой медленно, демонстративно опустил ладонь на одну из его рук. С трудом отцепив сведённые пальцы, он положил их себе на лицо, но ничего не случилось.
– Спок, посмотри на меня. Я должен вернуться. Ты понимаешь? Я могу тебе помочь.
Спок застыл, затем качнулся вперёд, прижавшись лбом к плечу.
– Rai.
– Да. И только попробуй со мной спорить и загремишь в лазарет до окончания пятилетней миссии.
– Tehvar.
– Ничего это не опасно. Будет опасно, ты меня оттуда выдернешь. – Маккой прижал ладонь к щеке Спока, заставляя посмотреть себе в глаза. – Ты меня защитишь, пока я буду защищать тебя. Всё логично, чёртов гоблин.
Губы Спока шевельнулись, но слов он не расслышал, а затем, спустя знакомую круговерть, пришёл в себя в нескольких шагах от кирпичной стены. Лёгкие створки были наполовину вывернуты, дерево пульсировало, проталкиваясь сквозь проём, но, очевидно, с той стороны ему что-то мешало.
– Эй! – закричал Маккой и подпрыгнул, размахивая руками. Ну и как предполагается привлечь внимание куска дерева, у которого нет ни ушей, ни глаз. Он подбежал к месту, где было бледное пятно, словно кто-то вырвал кусок коры, а новая ещё не наросла, и со всей силы пнул. Отростки взметнулись, защищаясь, засвистели вокруг Маккоя, но так и не коснулись, будто отталкиваясь от защитного поля. Он уж было поверил, что они неспособны причинить ему вред, как очередная ветка рассекла бровь.
– Ну ты, червяк поперечный, – от ярости он даже растерял все ругательства, – тебе кто разрешил ветки распускать? А ну брысь отсюда. – Он топнул ногой, как на пугливого пса. – Я сказал: брысь отсюда!
Дерево замерло, медленно двинулось назад, вздуваясь волнами, похожее на змею, отрыгивающую слишком беспокойного кролика. Полностью выползло из пролома, поднявшись на заднюю часть, и нависло над Маккоем. Тот с трудом сглотнул.
Проход не закрывался, видимо, из-за сломанных ворот, а может, там не осталось никого, кто мог бы их закрыть. Об этом Маккой думать не хотел.
Значит, надо отвлекать эту штуку так долго, как это возможно, пока что-нибудь не изменится. Но древесный червь замер, ветки слабо шевелились, шуршали, раздвигая разломанный камень.
Маккой оскалился. Да, он ничего не понимает в этом мире, ничего не понимает в том, как он устроен, и уже совершенно точно ничего не понимает в вулканцах, но в одном он уверен – это в собственном упрямстве. Может быть, он и отражение отражения искажения трансформированного смысла. Может быть, он бабочка, которой снится, что она человек, может быть, – вулканец. Может быть, его не существует, он лишь выдумка сознания вселенной.
Но он не позволит валять себя в грязи, не позволит угрожать, ранить своих друзей, какими бы странными и непонятными они ни были. Он не позволит сломать Спока, разрушить самое ценное в его душе.
Дерево качнулось, грузно упало на пол, подняв пыльную тучу, и двинулось к нему, пощёлкивая и шурша корой, как никогда похожее на змею, готовящуюся к атаке.
Маккой не шелохнулся.
Змея резко бросилась вперёд, растопырив отростки, и вдруг отлетела, натолкнувшись на невидимую преграду. Оглушительно заскрежетала, извиваясь, атакуя снова и снова.
– Брысь, – твёрдо произнёс он, и существо отпрянуло и замерло. Несколько отростков слабо дёрнулись в сторону и обмякли, когда Маккой шикнул.
Громадина неповоротливо развернулась и поползла вверх. Когда она скрылась из виду, он выдохнул. Его повалили сзади и принялись слюнявить руки, а у него не было сил, чтобы отбиваться. Водяной помахал ему издали культёй, оставшейся от руки, которую зацепила ветка. Он поглаживал камни у входа, и металл ворот, будто нехотя, начал принимать прежнюю форму.
Над щекой, задев порывом воздуха, встрепенулась бабочка.
Подросток, почти мальчик, выскочил из дома, со всей силой хлопнув дверью. Та тут же распахнулась.
– Мы не закончили разговор.
– Я сказал всё, что хотел, отец!
Мальчик, звенящий от напряжения, вытянулся, болезненно прямо развернув плечи. Отец покачал головой и поджал губы.
– История Вулкана – важный предмет. Он необходим для поступления в Академию. Ты не можешь его бросить.
– А может, я!.. – мальчик осёкся, не решаясь дерзить отцу.
– Дай мне обоснованную причину, чтобы прекратить занятия в классе Сотара.
– Он… Он предвзят.
– Он вулканец, сын. Он не может быть предвзят.
– Ты не можешь понять!
- Я могу понять твой гнев. Что мне не понятно – это почему ты позволяешь ему диктовать свою волю? – Отец помолчал. – Помедитируй. Мы поговорим позже. Сейчас это бесполезно.
Когда за ним закрылась дверь, мальчик пнул землю и закашлялся от взметнувшейся пыли. Позади него, в оранжерее из матового стекла, приоткрылось окно.
– Иди сюда. – Мама помахала грязной перчаткой и улыбнулась в кулак, когда сын забрался через окно, проигнорировав дверь в нескольких шагах.
– Ты слышала?
– Да. И хорошо, что мы живём в пустыне, и у нас нет любопытной старой леди в соседках.
– Любопытной старой леди?
– Надеюсь, что с этой стороной людей ты никогда не столкнёшься.
– Отец меня не понимает.
– Ты его тоже.
– А что его понимать? Он хочет, чтобы я был идеальным вулканцем, а у идеального вулканца – идеальное бесчувствие. У меня никогда не получится так.
– Может, это и к лучшему.
– Мама!
– Ладно-ладно. Это большое горе. – Она разочарованно вздохнула. – Ты много медитируешь, гораздо больше, чем кто-либо из твоих сверстников.
Спок молча ковырял землю, уткнувшись в свои колени.
– Я не слышу, что ты говоришь.
– Они разные. Чувства внутри меня. Одни… Одни как большой костёр, а другие как… как… я не знаю, мам. Они меньше и слабее, но они очень разные, будто разных оттенков. А костёр один – красный. И он хочет всё уничтожить, особенно тех, маленьких. Ну что ты так вздыхаешь?
– Я думаю, как тебе помочь. – Она взрыхлила почву и засунула семечко глубоко в землю. – Посмотри на мои розы. Они никогда бы не прижились здесь. Земля Вулкана слишком сухая, а ветер слишком злой, семечко не успело бы даже проклюнуться. Поэтому твой отец построил эти стены, чтобы укрыть мои цветы, чтобы здешняя природа не уничтожила их.
– И чем это должно мне помочь?
– Прости, милый, я не знаю. Я бы очень хотела что-нибудь сделать.
Мальчик посмотрел на неё долгим взглядом, в котором было хорошо знакомое Маккою выражение замкнутости и спокойной сдержанности.
– Благодарю, мама. Твои познания о садоводстве, без сомнения, когда-нибудь пригодятся мне, – ровно проговорил он и поднялся, отряхивая колени. – Мне стало бы гораздо лучше, если бы ты испекла лимонный пирог. Как думаешь, отец не будет против?
Мама чуть натянуто улыбнулась.
– Я думаю, он сочтёт лимонный пирог достаточно логичным для ужина.
Мальчик склонил голову и вышел через дверь.
– Доктор?
– Я здесь, и я в порядке. Как и обещал.
Казалось, не прошло и нескольких секунд с того момента, как началось слияние. По крайней мере, в коридоре всё так же шумели люди, и только спустя пару минут в каюту влетел кто-то из офицеров безопасности, размахивая фазером, а следом за ним – взмыленный Кирк.
– «Ничего не случится, Джим», сказал ты, «ничего особенного», сказал ты. Боунс, я начинаю думать, что на тебя нельзя положиться.
***
– Джим, я посажу тебя на диету.
– Что?
– Топаешь как слон.
– Вовсе я…
Раздался дребезжащий звон. Кирк осторожно положил на пол трикодер, который успел подхватить с поваленного столика, и встревоженно оглянулся на дальнюю кровать.
– Да хоть чечётку на нём танцуй, ближайшие два часа его не разбудить.
– А.
Маккой со вздохом сел и включил небольшой ночник. Лазарет сразу приобрёл зловещий вид.
– Мы связались с Вулканом, как только вошли в радиус связи. Они отправили корабль нам навстречу, мы встретимся с ними меньше, чем через двенадцать часов.
– Чертовски рад.
– Как энсин Чоп?
– Лучше всех.
Кирк сгорбился на стуле, разглядывая свои переплетённые пальцы.
– Эй, Джимми, малыш, послушай доброго дядю доктора и прекрати грызть себя.
– Безопасность экипажа – моя обязанность. Моя ответственность, чтобы каждый из них добрался домой. Включая главного врача и первого помощника.
– Я сказал необузданной вулканской ярости «брысь». Ты думаешь, я не справлюсь с твоей хандрой?
Кирк уставился на него, потом фыркнул и отвернулся, скрывая расползающиеся в улыбке губы.
– Ты всё сделал, как надо, и я всё сделал, как надо, и оставим. Лучше напомни этому остолопу М’Бенга, кто главный в лазарете, а то он уже три раза заглядывал предложить мне снотворного.
– Заметь, ты лично занимался подбором медперсонала.
– Всё, иди к дьяволу и дай мне отдохнуть.
Маккой, как мог изобразил крайне тяжёлое состояние. На самом деле, он чувствовал себя почти хорошо. Если не считать багрово-фиолетовых синяков, Спок обошёлся с ним весьма мягко, а дикую головную боль уняла двойная доза лекарства. Даже Спок отделался только нечеловеческим перенапряжением. Всё могло быть гораздо хуже, и когда Маккой думал о том, насколько хуже, его невольно прошибал озноб.
Кирк проследил за взглядом Маккоя. Оба несколько минут рассматривали спящего вулканца, думая каждый о своём, и продолжили разговор, не касаясь тревожных тем. Кирк поделился впечатлениями от последней книги, которую ему так и не удалось дочитать, Маккой в типичной едкой манере рассказал, что одну из его статей опубликуют в ближайшем выпуске «Космоврача». Затем беседа сама собой свернула на обсуждение последних новостей всеобщего пространства, открытия анонимной ветки обсуждения причёски нового энсина Рэнд и взлома группы любителей андорианского театра.
Когда Кирк, едва сдерживая зевоту, попрощался и ушёл, Маккой уставился в потолок.
– Понял? Скоро будешь дома.
– Да.
– Не слышу бурного восторга.
Возможно, это был смешок, а возможно, просто один из тех тысяч звуков, которыми полнится ночной корабль, – Маккой не знал. Зато точно знал, что звучало в следующем вопросе.
– Почему вы соврали капитану?
– Подумал, что тебе нужно время. Ну, знаешь, чтобы справиться с чувствами.
Когда в ответ раздалось только тихое пиканье компьютера, Маккой приподнялся. Но ничего, кроме фигуры, очерченной одеялом, не было видно, и он вылез из кровати и, подтащив к кровати вулканца стул, сел.
– Потом.
– Что?
– Я опровергну ваше нелепое, возмутительное и оскорбительное заявление. Но позже.
– Ловлю на слове.
Спок зашевелился и, тоже включив ночник, сел. Маккой упёрся в монитор компьютера, выполняя несколько бесполезных процедур вроде проверки давления и уровня гормонов, потом посмотрел на Спока. Тот внимательно разглядывал его руки. Маккой был в форменной футболке – пока он жив, никто не напялит на него больничную робу, – и в свете двух ночников тёмные синяки и гематомы выглядели гораздо ужаснее.
– Они не болят. Просто выглядят плохо. Всего лишь пара царапин. Ты был не в себе.
– Насилие – всегда насилие. Ему нет оправдания.
– Боже. – Маккой в сердцах взмахнул кулаком. – Ну давай все начнём страдать. Джим – что выполнял свою работу, ты – что заболел в результате действий, которые выполнял по приказу капитана, тогда капитан сможет страдать, что этот приказ отдал, а я буду мучиться, что не справляюсь со своими врачебными обязанностями, потому что психологическое здоровье – тоже часть моей задачи. Экипаж ударится в затяжную депрессию, раз офицерский состав впал в меланхолию, и разобьёт Энтерпрайз о ближайший астероид. И мы войдём в историю как самый унылый корабль в Звёздном флоте. – Выпалив всё это на одном дыхании, Маккой сложил руки на груди.
– Доктор, если бы я был человеком, полагаю, вы бы меня невероятно раздражали.
Маккой ухмыльнулся.
– Ну ка-ак тебе повезло быть человеком только наполовину, – не дав Споку вставить и слова, он произнёс: – Я помню, что всё там было иллюзией, но некоторые вещи ставят меня в тупик. Может, ты подскажешь, что это могло быть, – и он коротко обрисовал водяного и Тотошку.
Спок надолго задумался, глубоко нахмурившись, затем удивлённо вскинул брови.
– Как вы сказали? Кожа, похожая на ртуть? Может, на воду?
– Может, и на воду, сложно сказать.
– Это мог быть… – Спок замялся, настороженно посмотрев на Маккоя.
– Ну?
– Водяной.
Маккой ошалело моргнул. Вот так совпадение.
– Почему водяной?
– Когда я был маленьким, мама рассказывала мне о древних верованиях землян. На Вулкане другое отношение к воде, и я помню, что образ существа, управляющего водой, живущего в воде, был весьма… красочным. Девять недель и три дня после этого мне снились сны, хм...
– Кошмары.
– Если вам так будет понятнее.
– А второй?
Спок снова замолчал и казался неуверенным.
– Обещаю никому не рассказывать.
Спок вздохнул.
– Сенбернар. Мама упоминала, что у неё была в детстве собака этой породы.
– Но… Боже… Спок. Восемь ног?!
– Мне было два года и три месяца, начала арифметики были ещё слишком сложными, – чуть поморщившись, сказал он.
Маккой отчаянно боролся со смехом.
– Сен… Сенбернар. – Он прокашлялся, но в конечном итоге не выдержал и захохотал, запрокидывая голову.
– Вы слишком остро реагируете для человека, который до девяти лет верил, что под кроватью у него живёт гигантский краб.
– Эй!
Спок напряженно посмотрел на него, уголки губ выгнулись книзу, и если бы он был человеком, Маккой сказал бы, что это похоже на вину.
– Я не должен был этого говорить.
– Да ничего. Считай, что мы квиты. – Он вдруг понял, что от замечания Спока ему не стало неуютно. Если он знал о крабе, кто знает, что ещё он узнал? Но это не беспокоило, ведь это же был Спок. Маккой был уверен, что все его тайны в сохранности, как если бы он хранил их в одиночку.
– Могу заверить вас, доктор, что кроме поверхностных воспоминаний, мне больше ничего не было доступно. Исследование вашего сознания не было моей целью, лишь некоторые события вашего прошлого были весьма, – Спок вздохнул, – навязчивыми, чтобы я их не заметил.
– Всё нормально, правда. Как оно вообще? Мои мозги были достаточно приятным местом?
– В стандартном языке нет слов, дабы описать процесс майндмелда. Но если бы я был вынужден, то самым точным образом был бы «лес».
– И много цветов?
– Да.
Маккой открыл рот, чтобы рассказать, как для него выглядел Спок, но осёкся.
– Поразительно. То, что у наших сознаний появилась точка совпадения. Вам это ни о чём не скажет, но эти существа, которых вы описали, часть моего сознания, не искажённая вашим восприятием… – Спок смотрел в никуда, захваченный этой идеей, – они были настоящими, не иллюзией, не оболочкой, которую ваш разум придумал для удобства. Прямое прикосновение. Это по-настоящему поразительно. Но почему именно они?
Тайный сад, укрытый глубоко в лабиринте, защищённый от несдержанной первобытной природы вулканцев, и с детскими страхами на страже. Спрятанная, скрытая, но бережно охраняемая человечность.
Действительно, почему именно они?
– Спок?
– Да.
– У тебя очень красивые мозги, - Маккой широко улыбнулся, осознавая, что несёт чушь.
Спок склонил голову к плечу, разглядывая Маккоя.
– Должен признать, что нахожу вашу личность… – он отвёл взгляд, – … set'ki.
– Спасибо. Чтобы это ни значило.
Маккой проверил пульс на его запястье, задержав руку дольше, чем необходимо. Он был уверен, что последнее слово Спок произнёс на вулканском вовсе не потому, что забыл его на стандарте. Обычно, ему тоже тяжело давались комплименты.
– Когда всё закончится. Я имею в виду, когда твою голову приведут в порядок. Можно я ещё раз побываю там? Просто чтобы знать, как всё должно выглядеть в норме. Врачебный интерес.
– Согласен, доктор. Врачебный интерес – это логично.
– Так, раз в ход пошли оскорбления, я лучше посплю.
Забравшись под одеяло, он выключил ночник, через минуту Спок сделал то же самое. Маккой не мог заснуть, хотя упорно держал глаза закрытыми. В голове роились тысячи мыслей разом, и ни одну он не мог ухватить за кончик. Самые настойчивые и самые неуловимые были о Споке и всём, что произошло.
Каждый из них не раздумывая, отдал бы жизнь за другого, но с трудом мог разговаривать, не срываясь на завуалированные тычки и подначки. Они едва выносили совместную работу, едва находили слова, чтобы понять друг друга. Роднее, чем братья, но меньше, чем соседи. Ближе, чем влюбленные, но всё ещё дальше, чем друзья.
Так много и в то же время так мало.
В воздухе висели слова, которые так и не были озвучены. Один молчал, опасаясь ответа, второй – самих слов.
– Доброй ночи, доктор.
– Доброй, Спок.
***
Тук-тук-тук, тук-тук, ТУК!
Кирк застонал, испытывая недостойное капитана желание притвориться мёртвым.
Тук-тук-тук.
– Войдите! – безнадёжно крикнул он, откладывая книгу в сторону. На самом интересном месте, именно когда главный герой наконец обнаружил последний кусок Скрижалей Света, а его помощник оказался шпионом и выкрал сокровища, отравив героя.
– Спок!
Кирк сжал виски пальцами, уговаривая себя ещё немного потерпеть. Если он сейчас убьёт Маккоя, то главным врачом станет пресловутый М’Бенга и тогда прости-прощай любой алкоголь на корабле. Скотти ему этого не простит.
– Его нет.
– Я в курсе, что его нет. Почему его всё ещё нет? Мы торчим у этого булыжника уже третий день! Сколько им ещё надо времени?
– Не знаю, Боунс. Может быть, тебе обратиться к целителю Мерба? Уверен, он с радостью предоставит тебе всю информацию.
– Ага, как же, дождёшься от этих остроухих параноиков.
– От меня-то тебе что надо?
Маккой раздражённо смерил каюту шагами, переставил на комоде пару бутылочек и рухнул в кресло.
– Немного беспокойства с твоей стороны было бы неплохо.
– С чего бы мне беспокоиться? Спок на родной планете, в руках лучших врачей, которые собаку съели на ментальных болезнях. Он, скорее всего, в кругу семьи, кушает тёплый мамин пломиковый суп и отдыхает. Чего и тебе желаю.
Маккой пренебрежительно фыркнул. В кругу семьи, десять раз. Тёплый суп, да конечно. Хорошо, если этот напыщенный индюк, его папаша, вообще соизволит спросить у целителей, как там мозги сыночка, не прожарились до хрустящей корочки? Ах только слегка запеклись, тогда ничего. Вот только Крик об этом не знает и будь он проклят, если Маккой расскажет.
Он саданул кулаком по подлокотнику. Всё-таки надо было отправиться с ним, а не вестись на сладкие уговоры расфуфыренных целителей, будто процедура восстановления не займёт больше, чем одну целую и три десятых стандартных суток, а ваших познаний, доктор Маккой, не хватит, чтобы оказать существенную помощь. Логичные ублюдки, чтоб их.
– Джим?
– М?
– Джим, отложи книгу!
– С ним всё в порядке, Боунс, – пробормотал Кирк, страшно скосив глаза и продолжавший читать.
– Я решил взять Энтерпрайз, сгонять на Райзу и закадрить там парочку орионок, а потом, может, разбомбить несколько клингонских застав.
– Да-да, я сообщу, как только что-то изменится.
Маккой швырнул в друга подушкой и вышел из каюты, ещё более взвинченный, чем до этого. В лазарете никого не было, даже немногие пациенты предпочли справляться со своими болезнями самостоятельно, только бы не выслушивать бесконечные ворчливые монологи доктора по любому поводу, от выбора профессии до предпочтений в еде. Даже Кристина, у которой, казалось, был иммунитет к его недовольству, предпочла сбежать в грузовые отсеки нумеровать контейнеры с вакциной, что они захватили с Вулкана.
Маккой понимал, что ведёт себя отвратительно и несправедливо, но напряжение, стянувшее всё внутри в тугой ком беспокойства, нарастало с каждым днём, даже не так – с каждым часом. Он убеждал себя, снова и снова вышагивая по пустой комнате, что всё сделал правильно: он действительно ничем не мог помочь. Ну в самом деле, не за руку же ему держать Спока, как какой-то встревоженной мамаше? Будь они друзьями, он бы… На этом месте мысли стопорились и вязли.
Может ли он называть Спока другом? Конечно! Легко! Это очевидно! Конечно же, они друзья!
Даже в собственной голове это звучало фальшиво.
Он никак не мог понять, почему такая незначительная задача, такая нелепость – так беспокоила. Какая разница, друзья они, коллеги или кто угодно ещё? Почему раньше-то, чёрт подери, это никогда его не занимало?
Ему казалось, что он стоит на перекрёстке множества дорог и мечется между ними. Делает шаг то по одной тропе, то по другой, и снова возвращается к началу, ни одну из них не решаясь пройти до конца. Не зная и опасаясь того, к чему они могут привести.
Он крепко потёр лицо, в сотый раз перекладывая вещи на столе, когда раздался писк интеркома.
– Он будет через полчаса.
– Понял, спасибо.
– Боунс.
– Что?
– Ничего. Будешь его встречать?
– Нет, просто направь его ко мне. Нужно убедиться, что они не превратили его мозги в кашу.
– Как скажешь, – после паузы отозвался Кирк и выключил связь.
Маккой думал, что у него есть ещё как минимум пара часов. Ему хорошо было известно, как сильно Спок любит бывать в лазарете и с каким восторгом откликается на приказы о медицинской проверке. Так что он неторопливо заварил себе крепкого чаю, потом подумал и долил в него капельку бренди. Втянул горячий пряный аромат и уже почти сделал глоток, как дверь лазарета открылась.
Маккой уставился на Спока. Спок уставился куда-то в стену над его плечом.
– Чаю?
– Нет.
«Нет, спасибо», обычно отвечал Спок. Как-то раз Кирк сказал, что необременительное слово, выражающее благодарность, сглаживает негативную окраску отказа и заметно улучшает социальное взаимодействие с землянами, – Маккой едва не расхохотался от того, с каким лицом тот всё это произнёс, – и с тех пор Спок всегда его использовал.
Мелочь, но она неожиданно остро царапнула.
– Как себя чувствуешь?
– Я никак себя не чувствую, доктор Маккой. Однако физические и психические показатели моего разума находятся в границах максимальной эффективности.
– Отлично, компьютер, но я не сводку просил, а хотел узнать, как ты себя чувствуешь. И было бы расчудесненько, если бы ты соизволил смотреть на меня, а то мне кажется, что ты общаешься со шкафом.
– Ваше раздражение нелогично, доктор Маккой.
Спок не повернул голову, Спок не посмотрел на него фирменным взглядом «ну что тебе ещё от меня надо, человек?», Спок не вздёрнул бровь, Спок не обронил, своим очевидно не-ироничным-как-вы-могли-подумать тоном, что находит содержимое шкафа, без сомнения, более увлекательным.
Маккой сцепил пальцы, которые за мгновение вдруг стали ледяными, и ощутил, как вдоль хребта расползается животное предчувствие беды.
– Спок, ты обещал мне возможность ещё раз побывать у тебя в голове. Ты сказал, – слова давались неожиданно тяжело, выходили блёклыми и обессиленными, – это было бы логично.
– Совершенно очевидно, что моя критичность были значительно снижена. – Голос Спока был ровный и гладкий, обкатанный, как галька, и ровным счётом ничего не выражал. Не обычное «ничего», наполненное отголосками чувств и намёками, и лёгким вызовом, который, – если признаться, – всегда так нравился Маккою, а самое настоящее, пустое и безжизненное ничего.
Он с ужасом понял, что в голове пусто. Он понятия не имел, что нужно ответить или что вообще нужно делать, в груди не поднималась привычная волна эмоций, – ехидства, злости, недоумения, тепла, – которая обычно толкала его отвечать Споку особенно колко. Будто перекрёсток, на котором он стоял, теперь заволокло туманом и дороги пропали из виду.
– Нарушать обещания – низко для любого существа, острые у него уши или нет.
Спок стоял неподвижно, словно не слышал слов, но затем его взгляд медленно сполз со стены на плечо Маккоя, а оттуда – на лицо. Неизвестно, что он там увидел, но через несколько мгновений, отмерев, подошёл к столу и сел напротив. Прямой как палка, напряжённый от попыток выглядеть расслабленным, будто опасаясь человека.
Маккой разглядывал его в ответ, кажется, впервые так пристально. Лицо вулканца состояло из чётких и плавных линий, будто вычерченное рукой опытного мастера. Гладкий лоб, разделенный ровной чёлкой, острый нос и узкие, точно обрисованные губы. Глубокие тёмные глаза, по которым иной раз так много можно было узнать. Мельчайшими деталями, едва заметными морщинами, они выдавали множество тайн, если уметь смотреть.
Маккой закрыл глаза и открыл их уже в сером лабиринте. Он сел, погладив холодный камень, сосредоточился и через секунду оказался там, где хотел.
Перед ним оказалась сплошная серая стена, пусть и сложенная по-прежнему из камней разной формы. Сзади раздался тихий шорох и, обернувшись, он с трудом разглядел тёмный росток, сдавленный со всех сторон переплетением лестниц. Тот подёргивался и, если бы мог, то, кажется, начал бы скулить. Вот и всё, что осталось от громады вулканской ярости.
Он слегка погладил мягкую, будто шёлковую, кору. Та всё ещё была горячей, но не настолько, чтобы обжечь. Когда он отнял руку, росток потянулся за ней и опал, рвано пульсируя, будто задыхаясь.
Вместо ворот в стене был овальный проход, гладкий, словно его вырезали лазером. Маккой замер перед ним, не находя в себе сил идти дальше, сглатывая горькую и вязкую слюну. Боль, опустошение и отчаянье расцветали глубоко внутри, такие сильные, что от них болело сердце.
Наконец, побоявшись, что слияние может закончится в любой момент, он сделал шаг вперёд.
Сад был занесён молочно-белым песком, который, если бы не цвет, был бы похож на пепел. Большая часть цветов была высушена, лишена цвета и лежала на земле, а оставшаяся будто подёрнулась дымкой. Маккой коснулся одного из бутонов, но не ощутил ничего, кроме холодной и скользкой плоти.
Он закрыл лицо руками, надавливая на глаза так, что они заслезились, и горько засмеялся. Если бы он знал, что всё закончится так. Он должен был знать, что всё закончится так. Как ещё это могло закончиться?
Ни борьбы, ни страдания, ни радости, ни жизни, – здесь больше не было ничего. Только идеальный, нечеловеческий порядок и покой. И когда Маккой осознал это, его, словно бы в противовес, охватила безумная ярость.
– Хватит! – заорал он, подняв лицо кверху. – Хватит, слышишь, ублюдок? Я увидел достаточно!
Он развернулся на пятках, взметнув облачко пыли, и на секунду ему показалось, что он увидел следы на песке, ведущие к ещё живым цветам, но всё слишком быстро потонуло в белоснежной вспышке.
Он пришёл в себя, когда Спок отнял от его лица руки и собрался вставать. Перехватил его пальцы, сжав со всей силы, дёрнул на себя и прошипел, глядя в распахнутые глаза:
– Как ты мог им позволить? Как ты мог позволить сделать это с тобой? – задыхаясь, кричал он. – Как ты мог, дьявол тебя раздери?!
– Вы делаете мне больно, – тихо сказал Спок, не пытаясь вырваться.
– Больно? Больно?! Они… Они же убили тебя! Как ты не понимаешь? Они же просто убили часть тебя!
Он крепче стиснул пальцы, оставляя вмятины от ногтей; от его рук на коже Спока расползались белые пятна, которые точно вскоре нальются цветом и станут синяками. Весь гнев разом схлынул, будто кто-то выключил подачу энергии, и Маккой хватал воздух большими глотками, чувствуя себя таким разбитым и усталым, словно на него обрушился весь мир. Но несмотря на это, он не разжал сведённые пальцы, только чуть ослабил хватку. Медленно, преодолевая себя, он окончательно разомкнул их.
Ладони Спока лежали в его руках, постепенно приобретая обычный оттенок. Лунки от его ногтей наполнились ярко-зелёным цветом от прилива крови. Не думая, он погладил их, чтобы кровоток быстрее восстановился, и чуть вздрогнул, когда Спок отнял руки и убрал их под стол.
Будто это был сигнал, Маккой очнулся и посмотрел на Спока.
– Прости.
Спок кивнул.
– Я не ожидал столь… разительных перемен, – ещё один спокойный кивок, – И они мне не понравились. То, что они сделали, это ужасно. Как ты сам говорил, насилие – всегда насилие. Даже если совершается во имя того, что кажется благом.
– Не знаю, что вы ожидали увидеть, но это – обычное состояние моего разума.
– Нет.
– Вы хотите сказать, что вам известно об этом больше, чем мне?
– Может быть, кто знает. Может, я просто бабочка, которой снится, что она сельский врач, и всё это – просто сон вселенной. Давай я смажу руки, а то синяки будут.
– Нет, – поспешно сказал Спок, вскакивая на ноги. Одёрнул форменную водолазку и чопорно произнёс: – Нет, спасибо, мне нужно возвращаться к своим обязанностям. – Затем чуть склонил голову и быстрым шагом ушёл.
Вошедшая сразу за ним Кристина застыла на пороге, удивлённо разглядывая своего начальника, который, как блаженный идиот, улыбался, пялясь в никуда.
– Доктор Маккой? Вам чем-то помочь?
– Нет, спасибо, – громко ответил он, улыбаясь ещё шире, и вдруг, словно подброшенный, заметался по кабинету, открывая ящики, будто искал что-то. А найдя – вылетел за дверь, потом вернулся, церемонно поцеловал Кристине руку и снова убежал.
Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук, тук, ТУК.
– Войдите.
– Джим!
– Надо же, на этот раз по адресу.
– У меня есть гениальная идея!
Кирк с тоской посмотрел на отложенный падд. А ведь ему оставалось всего двенадцать страниц…
***
– Спок, твоя смена давно закончилась. – Кирк привычно прислонился к научной станции.
– Накопилось множество дел за время моего вынужденного отсутствия.
– Ничего не хочу слышать, – он замахал руками, – ты только-только встал на ноги.
– Болезнь была не физической, капитан.
– Это просто такой оборот, Спок. Означает, что ты только что поправился.
– Раз так, то вынужден обратить внимание, что я поправился.
– Ох, ладно, давай так. Я очень соскучился, играя в шахматы с компьютером. Как насчёт партии в кают-компании? Хочу удостовериться, что ты точно поправился, а что может быть лучше, чем разгромное поражение от твоей логики?
– Хорошо, капитан, если вы настаиваете.
Они зашли в турболифт и уже через пару минут были перед дверями в кают-компанию.
– Кстати, – сказал Кирк, замерев на пороге, – мне очень жаль, но это был единственный способ наконец-то спокойно дочитать книгу.
– В каком…
Кирк несильно подтолкнул его в спину, и дверь распахнулась.
– Сюрприз! – прокричало множество голосов, обсыпав Спока водопадом конфетти. Тот застыл, словно изваяние, перебегая взглядом по лицам, пока не остановился на одном.
– С выздоровлением, Спок. – Маккой отсалютовал ему бокалом.
– Скажи, что ты всем признателен за внимание и чувствуешь себя хорошо, – прошептал Кирк.
– Признателен всем за внимание и… Капитан! – воскликнул он, осознав, что за слова произносит.
Никто не позволил себе рассмеяться, хотя с задних рядов раздалось громогласное фырканье энсина Клэренс.
– Почти получилось, – лукаво улыбнулся Кирк и прошел в глубь комнаты. Экипаж последовал за капитаном и тоже расползся кто куда, хотя то и дело салютуя Споку или признаваясь, как рады его возращению.
– Полагаю, эта бессмысленная эмоциональная затея – ваших рук дело, доктор?
Маккой нашёл его в углу, с надкушенным яблоком, которое уже заветрилось, будто Спок слишком сильно задумался и забыл о нём.
– Не пойман – не вор.
– Есть ли во всей этой шумихе хоть что-то полезное, кроме бесконечных светских разговоров и совместной трапезы?
Маккой втиснулся рядом, очень аккуратно, стараясь не нарушать личные границы вулканца, но всё-таки слишком близко по его мнению.
– Вы знаете, мистер Спок, что в древности считалось, будто все дороги ведут в Рим?
– Какое нелепое и скудное представление о законах терраформирования. Впрочем, мне начинается казаться, что некоторые земляне не далеко ушли от своих предков. – И он выгнул бровь, а затем, словно спохватившись, снова опустил и отвернулся.
«Ох, и до чего же ему здесь неуютно», подумал Маккой, потом мысленно широко ухмыльнулся, «значит всё идет как надо».
Если цветок погиб, значит, он просто должен вырастить новый. Если стража тайного сада исчезла, значит, он должен заменить их.
Он не мог перестать мягко улыбаться, будто что-то щекотало его изнутри. Он всё ещё стоял на своём перекрёстке, но теперь было не важно, какую дорогу выбрать. Друг, брат, коллега, любимый, сосед, кто угодно, – это не важно.
Любая из этих дорог всё равно будет рядом со Споком. Потому что это именно то место, где он должен быть.
– Мистер Спок, а в вашу остроухую голову не приходила мысль, что…
Конец.
Название: Все дороги
Автор: Санастезис Нёкл
Бета: Cordy Laer
Пейринг: Спок/Маккой (TOS)
Жанр: пре-слэш/броманс
Рейтинг: PG (R, если вы вулканец : )
Размер: миди (~ 15 000 слов)
Таймлайн: сразу после 1.25 The Devil in the Dark. Упоминаются события 1.16 The Galileo Seven, 1.20 Court Martial, 1.21 The Return of the Archons.
Саммари: после общения с хортой у Спока возникают неожиданные проблемы. Бравый доктор берётся их разрешить. И оказывается...
Дисклаймер: nihil habeo, nihil timeo
Примечание: вулкано-английский словарь, для любопытных.
***
~8 000 словВолны с тихим шелестом накатывали на берег, окутывали расслабленное тело. Покачивались вместе с ним, ласковые и тёплые скользили по коже, высыхали солёными дорожками. Сквозь мерный плеск раздался приглушённый крик чайки. Ей вторила другая чайка. Потом первая чайка вскрикнула резко, пронзительно и громко, а вторая чайка ей ответила: «…решение, капитан», и тогда первая чайка окончательно разозлилась, и Маккой был вынужден разлепить пересохшие губы.
– В моём лазарете только я имею право повышать голос. Сэр.
Чаек разом стало в три раза больше, да вдобавок они заметались вокруг него и компьютера, сходящего с ума.
– Кристи, отключи ты эту дьявольскую штуку, я и без неё в курсе, что у меня всё болит. – И только после того, как надрывный писк над ухом прекратился, он рискнул разлепить ещё и глаза. К счастью, из палаты уже успели убраться все лишние. Кристина громко и демонстративно стучала по клавишам, засев за компьютер в углу, как в засаду. Спок и Кирк застыли друг напротив друга, словно застуканные за воровством яблок мальчишки, которые пытаются сделать вид, что всего лишь заблудились. У Спока выходило не в пример лучше.
– Сколько я тут лежу?
– Двадцать восемь минут.
– Ваша точность, мистер Спок, как обычно, решает дело. Ещё две минуты, и со мной случилось бы ужасное ничего, а возможно, всё в корне никак не изменилось. – Договорив, Маккой коротко и почти незаметно улыбнулся, до того забавное было у Спока выражение лица. Как если бы он изо всех сил старался не рассмеяться.
– Брейк! Нет времени на вашу обычную любезность. Лучше помоги мне убедить его.
– Всегда готов, но ты уверен, что он умеет жонглировать?
Кирк моргнул. Затем посмотрел на Кристину.
– Вы уверены, что его мозг не пострадал?
– Сенсорная перегрузка и сильное перенапряжение. Ничего необратимого. Пока что, – ответила она, не поднимая глаз от монитора.
– Джим, но если он не умеет жонглировать, его не возьмут в труппу. Ты ведь убеждаешь его сбежать с бродячим цирком? Уши это хорошо, но уши и умение жонглировать точно сделают его гвоздём программы.
– Боунс, – Кирк безнадёжно помахал ладонью, – Он отказывается принять мою помощь.
– Я не отказываюсь, капитан. Я несколько раз объяснил вам, что это нецелесообразно и затратно. Наши с доктором Маккоем сознания в достаточной мере приспособились, чтобы результат слияния был максимально эффективным. И я не могу с точность предсказать результат, если мне придётся вновь менять образец.
Кирк дождался, пока Спок договорит, нетерпеливо пристукивая носком ботинка, и, как только тот замолчал, продолжил:
– На что я вполне резонно, и ты со мной согласен, возражаю, что мы не знаем, как дальнейший контакт может отразиться на уважаемом докторе Маккое.
– Я вынужден напомнить вам ваши же слова о том, что…
– Я прекрасно помню свои слова, спасибо. И что в итоге ты предлагаешь? Уморить Боунса?
– Это никогда не было и не будет моей целью. Решение очевидно и абсолютно логично. В оставшееся время я должен справляться сам.
– Спок, это приказ, и ты должен ответить честно. Что ты ел в последний раз?
– Какое это имеет…
– Я напоминаю, это приказ.
Спок ссутулился больше обычного и на мгновение отвёл взгляд.
– Я не располагаю этой информацией.
– Проще говоря, не помнишь. Какая сегодня дата? Как называлась последняя планета, на которой у нас была увольнительная? Что там произошло? Какого числа ты заступил на службу в качестве первого помощника? Кто был твоим первым капитаном?
– Джим, перестань, – сказал Маккой – и сам себе удивился. Спок выглядел растерянным, почти испуганным, и это было неожиданно больно и слишком откровенно. Слишком остро и неправильно, после всего, что он узнал и прочувствовал за последние сутки.
– Ты прав, Боунс. Прости, Спок, я увлёкся. Но меня злит твоё нежелание признать, что с этой проблемой ты не можешь справиться в одиночку. Тебе нужна наша помощь.
Кристина тихо выскользнула из комнаты, и Маккой её понимал. Со стороны Кирк выглядел не на шутку рассерженным, но он достаточно хорошо его знал, чтобы понимать, какие чувства прячутся за гневом. Глубокое беспокойство и злость на себя за то, что, как ему кажется, он сидит сложа руки. Кирк был деятельным и подвижным, готовым сорваться ураганом энергии с места в любой момент, и то, что он не мог помочь непосредственно, приложить руку, угнетало его.
Маккою тоже хотелось высказаться от души, и большая часть этих высказываний была не из словаря воспитанного южного джентльмена. Раньше он бы так и поступил, он бы рычал и шипел о том, как Спок может не понимать их чувств, как может быть так равнодушен к своей судьбе и тому, что станет с ними, если он умрёт. Но теперь он видел бесконечную череду лестниц, стройный, путь и прихотливый, лабиринт логики, в котором жил вулканец.
Можно ворчать на него сколько угодно, Кирк может сколько угодно взывать к совести, но это не изменит решение Спока ни на йоту. Потому что они с ним говорят на разных языках, слишком разных, чтобы понять друг друга, пока кто-нибудь не пойдёт на уступки.
Он сел, отбросив тонкое одеяло. В ушах зашумело от тока крови, но быстро прошло.
– Как думаешь, сколько ты ещё продержишься? – Он взмахнул рукой, показывая, что ответ его не интересует. – Как думаешь, сколько продержусь я? Ещё на один сеанс меня хватит?
– Боунс!
– Джим, пойми меня правильно, потом я спишу всё на последствия обморока, но думаю, что Спок прав. Ты не подходишь.
Кирк открыл рот, глубоко вдохнул и закрыл рот.
– Подожди умирать от удивления. Потому что во всём остальном наш зеленокровый друг чертовски ошибается. – Он сполз с кровати, одёрнул форму и подошел к Споку. Открыто посмотрел ему в глаза, и произнёс как можно убедительней: – Со мной ничего не случится. Ты… Ты отлично присматриваешь за мной там. Давай попробуем ещё раз и посмотрим, что будет дальше? Тридцать шесть часов или двое суток, что безопаснее? Спок?
Тот пристально разглядывал его, словно увидев в первый раз, в глубине его глаз затухала настороженность и решимость отстаивать своё мнение.
– Ну что? – чуть нервно сказал Маккой.
– Это звучит… достаточно логично.
– О боже, осторожнее, моё сердце может не выдержать такого счастья. – Он хитро улыбнулся. Сердце на секунду подскочило к горлу и бешено забилось, когда уголки губ Спока дрогнули в ответ и тот с мягкой серьёзностью произнёс:
– Я постараюсь быть осторожнее, доктор. А сейчас мне нужно заняться делами, пока я ещё в состоянии, – уже обычным тоном добавил он и вышел.
Маккой потёр шею и натолкнулся на удивлённый взгляд Кирка.
– Чего?
Тот покачал головой.
– Что там? Что ты видел там, у него в голове? Как это выглядит?
– Ничего особенного. – Он дёрнул плечом, поймав себя на том, что не хочет рассказывать то, что узнал о Споке. Ничего, даже о лабиринте. – Я почти ничего не помню, просто всякие… пятна.
– Ты ведёшь себя по-другому, – произнёс Кирк тоном «ты-недоговариваешь-но-я-не-буду-настаивать-потому-что-я-твой-друг».
– Я думал, ты будешь в восторге, если мы начнём ладить.
– Но не слишком хорошо. Ваши пикировки отлично меня развлекают. – Он дерзко и ехидно улыбнулся и, хлопнув Маккоя по плечу, тоже вышел.
***
Треск интеркома пробился сквозь сон. Маккой со стоном поднял голову и посмотрел на часы. Он проспал почти три часа, и чувствовал себя гораздо хуже, чем до этого. Душ немного помог, а полчашки крепкого чая окончательно взбодрили.
Вперёд, сказал он отражению в зеркале, нас ждут безумные выкрутасы вулканского разума. Несмотря на слова, Маккой твёрдо решил в этот раз никуда не лезть. Так, ради разнообразия.
В каюте Спока всё было по-прежнему, даже сам Спок, казалось, сидел точно в том же положении, что и в прошлый раз. Маккой привычно устроился напротив, спустя несколько секунд он был вынужден тронуть Спока за рукав, привлекая внимание. Тот сильно вздрогнул и непонимающе посмотрел на него, затем чуть нахмурился.
– Готов?
– Доктор, вы… rai… shar. Нет.
Маккой сжал его запястье, прервав бормотание, и дождался, пока Спок поднял на него взгляд.
– Со мной всё будет в порядке. Не беспокойся.
Спок напряженно и рвано выдохнул и немного расслабился. Горячие пальцы легли на лицо землянина, и через мгновение он уже стоял на знакомой площадке. Его необычного попутчика рядом не было, как и разломов. Хотя, это мог бы быть совершенно другой участок.
Маккой поддел носком ботинка камешек и отшвырнул в пропасть. Камень пролетел немного, пропал из виду, а затем упал ему за шиворот. Спок сказал, что всё это лишь иллюзия, удобная картинка, которую придумал его мозг. Значит, вот таким он видит Спока? Бесконечный серый лабиринт, запутанный и однообразный. А, да, не стоит забывать о взбесившихся деревьях, как о милом маленьком развлечении.
Каким видит его Спок? Наверняка для него сознание человека напоминает комнату строптивого подростка, с носками месячной давности, засунутыми под батарею, и выцветшей галереей постеров на стене.
Когда за спиной раздался перезвон, он не обернулся.
– Зашифрованным символом чего бы ты ни был, я отказываюсь подглядывать. Даже если ты как часть сознания Спока даёшь мне на это разрешение. Или как отражение части сознания Спока в отражении моего сознания в его… Вот поэтому у вулканцев мозги набекрень. – Он наконец обернулся. – Если коротко: иди куда шёл, водяной.
Он не мог объяснить, почему именно это слово из старых земных поверий вдруг всплыло в голове, но был убеждён, что оно чудесно подходит его переливчатому знакомому.
Водяной откинул голову, словно бы возвёл глаза к небу и попросил у богов терпения, затем протянул руку и тихо зазвенел. Маккой даже голову не повернул.
– Нет. Я никуда не пойду.
От водяного медленно отделилась капля, на мгновение оставив в животе дыру, сквозь которую было видно лестницы. Капля влажно шлёпнулась на пол рядом с Маккоем и начала расти, будто небольшое озеро, прямо у его ног. Вытянувшись достаточно, оно приподнялось с одного края и вдруг рвануло вперёд, накрывая собой Маккоя.
Раскачиваясь в серебряном коконе, Маккой мрачно размышлял о том, что в его жизни было много странных и необычных ситуаций. Пожалуй, даже больше, чем положено на долю обычного сельского врача, даже если он болтается в консервной банке по космосу в компании капитана, чья цель в жизни – собрать себе на задницу все неприятности во вселенной. Но чтобы его похитил ртутный переросток прямо в сознании его коллеги – это точно будет в десятке.
За этими мыслями он не заметил, как качка прекратилась, и через мгновение вывалился на знакомый серый пол.
– Тебе чертовски повезло, что я… что я не…
Маккой уставился на сооружение прямо перед собой. Справа и слева тянулись лестницы, но прямо перед ним высилась стена, и не из серого камня, похожего на гранит, а тёмно-рыжих кирпичей. Она напоминала стену старой фабрики, которую он видел однажды на фотографии в учебнике по истории. Только эти кирпичи были разного размера, формы и всех оттенков: от нежно-оранжевого до тёмно-коричневого. Водяной провёл рукой где-то высоко над его головой, и часть стены медленно истончилась и потемнела, а перед Маккоем предстали высокие ажурные ворота. Тёмный металл перетекал, то закручиваясь непонятными символами, то тонкими цветами.
– Да я не Алиса, я просто грёбаная Элли.
Створки поддались лёгкому нажиму и распахнулись вовнутрь. Проход был такой узкий, что он едва протиснулся и ударился плечом. Не успел он сделать и шага, как его накрыло куском какого-то странного меха. Маккой не успел толком испугаться, как, повинуясь тихому перезвону, мех зашевелился и сполз с него.
– А вот и Тотошка, – медленно протянул он, разглядывая нечто напоминающее собаку. Если бы у собаки было восемь ног и вся она была сплошь покрыта длинной шерстью, так что невозможно было понять, где голова, а где хвост. Да и есть ли у этого существа хвост? Голова-то точно была, подумал он, вытирая обслюнявленную щёку, да так и замер.
Его бабушка умерла очень рано, и он помнил о ней только запах нагретой резины и то, что она без памяти любила свой сад. Когда солнце клонилось к закату, она усаживала маленького Лео на колени, закутывая в свой платок, и бесконечно рассказывала о цветах, о том, что они означают и как их правильно растить.
Рай, говорила она, это место, где есть все цветы мира. Если верить ей, он оказался в раю.
Всё пространство, до самой дальней стены, было покрыто цветами самых причудливых оттенков, самых необычных и невозможных форм. Глаза заслезились от пестроты и хаотичности пейзажа.
Тотошка скакал вокруг, гоняя бабочек, но аккуратно огибая все цветы. Водяной согнулся пополам, словно складной нож, и осторожно сел рядом с Маккоем.
Белые, нежно-голубые, огненно-алые, бежевые, словно кожа младенца, чёрные, как космос, круглые и вытянутые, закрученные, переплетённые, сплюснутые и похожие на диск, двигающиеся и неподвижные, склонённые к земле. Он перебегал глаза от одного к другому, и казалось, что больше его удивить нечем, но каждый новый цветок был затейливей и невероятней прежнего. И он разглядывал, не в силах оторваться, словно прозревший слепец, впервые увидевший рассвет. Некоторые цветки вдруг вспыхивали, наливались свечением, другие, наоборот, тускнели и будто подёргивались пеплом. Вокруг них, изредка присаживаясь на край, порхали бесцветные бабочки.
Сад, в полном беззвучии, жил. Дышал, рождался и умирал одновременно, бился о стены, подобно воде в колодце.
– Красиво, – прошептал он. Существо рядом переливчато рассмеялось, будто колокольчики на ветру.
Маккой протянул пальцы к ближайшему цветку, тёмно-зелёному и похожему на маленькую плакучую иву, и вопросительно посмотрел на водяного. Тот зазвенел, снова задрав голову к переплетению серых камней, что были здесь вместо неба, и землянин счёл, что это разрешение.
Он тронул нежный лепесток, и в ту же секунду его охватила едкая, глухая тоска. Ему нестерпимо захотелось оказаться на Земле, в Джорджии, в старом домике родителей, вдохнуть запах рассохшегося дерева и бесконечных полей, запах ветра, свободы.
Он резко отдёрнул руку, изумлённо уставившись на неё.
– Это… – обернулся он к водяному, но вспомнил, что тот не может ответить. Вместо этого он опасливо дотронулся до следующего цветка: грязно-рыжего, скрученного в тонкую трубку, будто нераскрывшаяся роза. И на него накатила тянущая усталость, такая, какая бывает от долго напряжения, когда весь мир сжимается до одиноких, коротких действий, которые нужно пережить, и нет сил думать о следующем мгновении. Он едва заставил себя отнять пальцы.
Водяной зажурчал над ухом, словно торопливо нашёптывая, и показал на небольшой бледно-голубой бутон цвета разбавленного ромуланского эля. Маккой пробрался к нему, отпихнув ногой Тотошку, и поднёс руку к стеблю. Вспыхнувшая нежность была такой глубокой и острой, что он ошеломлённо замер. Она разливалась в нём, из самого сердца, столь сильная, что было почти больно. Она была похожа на чувство, что он испытал впервые, обняв крошечный орущий свёрток, из которого торчало сморщенное лицо его дочери.
Отойдя на своё место, он сел, едва ли что-то видя перед собой. Он вдруг со всей отчётливостью осознал, что оказался к Споку близко, как ни к кому другому. Ни с кем, никогда, его не связывало нечто настолько откровенное и родное.
В самом сердце лабиринта логики он сидел в тайном саду, который хранил человеческие чувства.
Маккой тепло и растерянно засмеялся. Тотошка, словно это был сигнал для игры, бросился к нему. И землянин, как мог, отпихивал его волосатую, мокрую морду и задыхался от смеха. Над ухом звенел смешок водяного.
Они не сразу заметили, что земля чуть просела под ними. Первым насторожился Тотошка, вскинулся и замер, уставившись на ворота. Второй толчок сбил с ног водяного. Маккой едва удержал равновесие от третьего, в последний момент увернувшись от бабочки.
Земля ходила ходуном. Водяной бросился к воротам и почти успел захлопнуть створку, но путь преградил один из деревянных отростков. Шум постепенно нарастал, возвещая о приближении основного ствола. Маккой навалился рядом с водяным, стараясь не попасть под вёрткие взмахи ветки. Удар оставил на коже водяного шипящую рану.
Они медленно сдавались под натиском, с ржавым скрипом створки расходились всё больше. Их текучий рисунок застыл, напоминая оплавленный воск.
Что будет, если то необузданное существо ворвётся сюда?
Маккой с отчаяньем оглядел замерший сад. Он должен его спасти. Он здесь для этого, разве не так? Он здесь, чтобы защитить Спока. Он здесь, чтобы защитить всё, что и составляет Спока.
Сжав зубы, он вцепился ладонью в кору. Руку обожгло, будто кто-то загнал ему стержень прямо до плеча. Он закричал, стиснул челюсть так, что крик превратился в рык, и со всей силы толкнул.
Створки задрожали, дерево в его руке завибрировало, и одновременно с этим Маккой почувствовал, как вздрогнуло его настоящее тело. Раздвоившись, он чувствовал, как в этом мире его била крупная дрожь, как нестерпимо горела кожа, кости, а там, в настоящем мире, его тело трясут, оттаскивают, и так больно, как если бы его мышцы рвались, будто старая ветошь.
На мгновение всё померкло. Его охватил прохладный покой, чтобы в следующую секунду обернуться криками и грохотом, с которым ломается мебель. Он сжал голову руками, казалось, что вместо неё там раскалённый шар сверхновой.
– …ай… Док… идти…
Слова прорывались обрывками, как сквозь толщу воды. Маккой приоткрыл слезящиеся глаза. В дальнем конце каюты мелькали тени, тренога со свечами валялась на полу, и единственный свет лился из коридора, через дверной проём. В углу раздалось низкое звериное рычание, а затем в них врезалось бесчувственное тело энсина Чопа.
– … уже идут… вызвала… вставайте…
– Нет, – прохрипел Маккой.
– Давайте, вставайте же, ну… – Кристина почти плакала.
Маккой оттолкнул её руки, встав на четвереньки, двинулся туда, откуда доносилось рычание. На полпути он смог выпрямиться, опираясь на стену.
– Доктор…
– Уходи и закрой дверь.
– Но…
– Быстро!
Она выскочила наружу, но оставила дверь открытой. В коридоре плескались голоса, шумели, перебивали друг друга. Словно свора нерешительных охотников у берлоги разбуженного медведя.
– Хороший мишка, хороший, – прошептал Маккой, и рычание вдруг стало тише. Он поднял руки, показывая, что безоружен, хотя стоять стало гораздо сложнее. – Это всего лишь я, Спок.
Рычание стало ещё тише и перешло в прерывистый, гортанный хрип. Маккой сделал пару нетвёрдых шагов и вынужденно схватился за перевёрнутый стол. Внутри него тикал секундомер, отсчитывая оставшееся время. Он должен вернуться и помочь им закрыть ворота, он должен вернуться и защитить… Защитить Спока. Даже если от самого Спока.
Жилистое, горячее тело врезалось в него, повалив на пол. Тёмное, искажённое безумием и яростью лицо Спока оказалось в половине дыхания от него. Вместо глаз – два тёмных провала, а рот, изломанный тьмой, казался звериной пастью.
В голове всплыли воспоминания, вычитанные из детской энциклопедии, и он запрокинул голову, подставляя шею, показывая, что покоряется.
– Ну же, Спок. Смотри, какой я послушный. Спок. Спок. Спок. Помнишь, кто это?
Тело над ним расслабилось, хотя руки Спока продолжали прижимать его к полу с такой силой, что он начал беспокоиться, как его потом будут выковыривать из вмятины.
– K'war… ma'kh… t'hai…
– Да-да, именно эта штука. Меня есть нельзя, я твой друг. Друг, Спок. Квар, маху, тхи, или как там это звучит. В конце концов, я доктор, а не дрессировщик!
Дыхание Спока выравнивалось. Маккой медленно, демонстративно опустил ладонь на одну из его рук. С трудом отцепив сведённые пальцы, он положил их себе на лицо, но ничего не случилось.
– Спок, посмотри на меня. Я должен вернуться. Ты понимаешь? Я могу тебе помочь.
Спок застыл, затем качнулся вперёд, прижавшись лбом к плечу.
– Rai.
– Да. И только попробуй со мной спорить и загремишь в лазарет до окончания пятилетней миссии.
– Tehvar.
– Ничего это не опасно. Будет опасно, ты меня оттуда выдернешь. – Маккой прижал ладонь к щеке Спока, заставляя посмотреть себе в глаза. – Ты меня защитишь, пока я буду защищать тебя. Всё логично, чёртов гоблин.
Губы Спока шевельнулись, но слов он не расслышал, а затем, спустя знакомую круговерть, пришёл в себя в нескольких шагах от кирпичной стены. Лёгкие створки были наполовину вывернуты, дерево пульсировало, проталкиваясь сквозь проём, но, очевидно, с той стороны ему что-то мешало.
– Эй! – закричал Маккой и подпрыгнул, размахивая руками. Ну и как предполагается привлечь внимание куска дерева, у которого нет ни ушей, ни глаз. Он подбежал к месту, где было бледное пятно, словно кто-то вырвал кусок коры, а новая ещё не наросла, и со всей силы пнул. Отростки взметнулись, защищаясь, засвистели вокруг Маккоя, но так и не коснулись, будто отталкиваясь от защитного поля. Он уж было поверил, что они неспособны причинить ему вред, как очередная ветка рассекла бровь.
– Ну ты, червяк поперечный, – от ярости он даже растерял все ругательства, – тебе кто разрешил ветки распускать? А ну брысь отсюда. – Он топнул ногой, как на пугливого пса. – Я сказал: брысь отсюда!
Дерево замерло, медленно двинулось назад, вздуваясь волнами, похожее на змею, отрыгивающую слишком беспокойного кролика. Полностью выползло из пролома, поднявшись на заднюю часть, и нависло над Маккоем. Тот с трудом сглотнул.
Проход не закрывался, видимо, из-за сломанных ворот, а может, там не осталось никого, кто мог бы их закрыть. Об этом Маккой думать не хотел.
Значит, надо отвлекать эту штуку так долго, как это возможно, пока что-нибудь не изменится. Но древесный червь замер, ветки слабо шевелились, шуршали, раздвигая разломанный камень.
Маккой оскалился. Да, он ничего не понимает в этом мире, ничего не понимает в том, как он устроен, и уже совершенно точно ничего не понимает в вулканцах, но в одном он уверен – это в собственном упрямстве. Может быть, он и отражение отражения искажения трансформированного смысла. Может быть, он бабочка, которой снится, что она человек, может быть, – вулканец. Может быть, его не существует, он лишь выдумка сознания вселенной.
Но он не позволит валять себя в грязи, не позволит угрожать, ранить своих друзей, какими бы странными и непонятными они ни были. Он не позволит сломать Спока, разрушить самое ценное в его душе.
Дерево качнулось, грузно упало на пол, подняв пыльную тучу, и двинулось к нему, пощёлкивая и шурша корой, как никогда похожее на змею, готовящуюся к атаке.
Маккой не шелохнулся.
Змея резко бросилась вперёд, растопырив отростки, и вдруг отлетела, натолкнувшись на невидимую преграду. Оглушительно заскрежетала, извиваясь, атакуя снова и снова.
– Брысь, – твёрдо произнёс он, и существо отпрянуло и замерло. Несколько отростков слабо дёрнулись в сторону и обмякли, когда Маккой шикнул.
Громадина неповоротливо развернулась и поползла вверх. Когда она скрылась из виду, он выдохнул. Его повалили сзади и принялись слюнявить руки, а у него не было сил, чтобы отбиваться. Водяной помахал ему издали культёй, оставшейся от руки, которую зацепила ветка. Он поглаживал камни у входа, и металл ворот, будто нехотя, начал принимать прежнюю форму.
Над щекой, задев порывом воздуха, встрепенулась бабочка.
Подросток, почти мальчик, выскочил из дома, со всей силой хлопнув дверью. Та тут же распахнулась.
– Мы не закончили разговор.
– Я сказал всё, что хотел, отец!
Мальчик, звенящий от напряжения, вытянулся, болезненно прямо развернув плечи. Отец покачал головой и поджал губы.
– История Вулкана – важный предмет. Он необходим для поступления в Академию. Ты не можешь его бросить.
– А может, я!.. – мальчик осёкся, не решаясь дерзить отцу.
– Дай мне обоснованную причину, чтобы прекратить занятия в классе Сотара.
– Он… Он предвзят.
– Он вулканец, сын. Он не может быть предвзят.
– Ты не можешь понять!
- Я могу понять твой гнев. Что мне не понятно – это почему ты позволяешь ему диктовать свою волю? – Отец помолчал. – Помедитируй. Мы поговорим позже. Сейчас это бесполезно.
Когда за ним закрылась дверь, мальчик пнул землю и закашлялся от взметнувшейся пыли. Позади него, в оранжерее из матового стекла, приоткрылось окно.
– Иди сюда. – Мама помахала грязной перчаткой и улыбнулась в кулак, когда сын забрался через окно, проигнорировав дверь в нескольких шагах.
– Ты слышала?
– Да. И хорошо, что мы живём в пустыне, и у нас нет любопытной старой леди в соседках.
– Любопытной старой леди?
– Надеюсь, что с этой стороной людей ты никогда не столкнёшься.
– Отец меня не понимает.
– Ты его тоже.
– А что его понимать? Он хочет, чтобы я был идеальным вулканцем, а у идеального вулканца – идеальное бесчувствие. У меня никогда не получится так.
– Может, это и к лучшему.
– Мама!
– Ладно-ладно. Это большое горе. – Она разочарованно вздохнула. – Ты много медитируешь, гораздо больше, чем кто-либо из твоих сверстников.
Спок молча ковырял землю, уткнувшись в свои колени.
– Я не слышу, что ты говоришь.
– Они разные. Чувства внутри меня. Одни… Одни как большой костёр, а другие как… как… я не знаю, мам. Они меньше и слабее, но они очень разные, будто разных оттенков. А костёр один – красный. И он хочет всё уничтожить, особенно тех, маленьких. Ну что ты так вздыхаешь?
– Я думаю, как тебе помочь. – Она взрыхлила почву и засунула семечко глубоко в землю. – Посмотри на мои розы. Они никогда бы не прижились здесь. Земля Вулкана слишком сухая, а ветер слишком злой, семечко не успело бы даже проклюнуться. Поэтому твой отец построил эти стены, чтобы укрыть мои цветы, чтобы здешняя природа не уничтожила их.
– И чем это должно мне помочь?
– Прости, милый, я не знаю. Я бы очень хотела что-нибудь сделать.
Мальчик посмотрел на неё долгим взглядом, в котором было хорошо знакомое Маккою выражение замкнутости и спокойной сдержанности.
– Благодарю, мама. Твои познания о садоводстве, без сомнения, когда-нибудь пригодятся мне, – ровно проговорил он и поднялся, отряхивая колени. – Мне стало бы гораздо лучше, если бы ты испекла лимонный пирог. Как думаешь, отец не будет против?
Мама чуть натянуто улыбнулась.
– Я думаю, он сочтёт лимонный пирог достаточно логичным для ужина.
Мальчик склонил голову и вышел через дверь.
– Доктор?
– Я здесь, и я в порядке. Как и обещал.
Казалось, не прошло и нескольких секунд с того момента, как началось слияние. По крайней мере, в коридоре всё так же шумели люди, и только спустя пару минут в каюту влетел кто-то из офицеров безопасности, размахивая фазером, а следом за ним – взмыленный Кирк.
– «Ничего не случится, Джим», сказал ты, «ничего особенного», сказал ты. Боунс, я начинаю думать, что на тебя нельзя положиться.
***
– Джим, я посажу тебя на диету.
– Что?
– Топаешь как слон.
– Вовсе я…
Раздался дребезжащий звон. Кирк осторожно положил на пол трикодер, который успел подхватить с поваленного столика, и встревоженно оглянулся на дальнюю кровать.
– Да хоть чечётку на нём танцуй, ближайшие два часа его не разбудить.
– А.
Маккой со вздохом сел и включил небольшой ночник. Лазарет сразу приобрёл зловещий вид.
– Мы связались с Вулканом, как только вошли в радиус связи. Они отправили корабль нам навстречу, мы встретимся с ними меньше, чем через двенадцать часов.
– Чертовски рад.
– Как энсин Чоп?
– Лучше всех.
Кирк сгорбился на стуле, разглядывая свои переплетённые пальцы.
– Эй, Джимми, малыш, послушай доброго дядю доктора и прекрати грызть себя.
– Безопасность экипажа – моя обязанность. Моя ответственность, чтобы каждый из них добрался домой. Включая главного врача и первого помощника.
– Я сказал необузданной вулканской ярости «брысь». Ты думаешь, я не справлюсь с твоей хандрой?
Кирк уставился на него, потом фыркнул и отвернулся, скрывая расползающиеся в улыбке губы.
– Ты всё сделал, как надо, и я всё сделал, как надо, и оставим. Лучше напомни этому остолопу М’Бенга, кто главный в лазарете, а то он уже три раза заглядывал предложить мне снотворного.
– Заметь, ты лично занимался подбором медперсонала.
– Всё, иди к дьяволу и дай мне отдохнуть.
Маккой, как мог изобразил крайне тяжёлое состояние. На самом деле, он чувствовал себя почти хорошо. Если не считать багрово-фиолетовых синяков, Спок обошёлся с ним весьма мягко, а дикую головную боль уняла двойная доза лекарства. Даже Спок отделался только нечеловеческим перенапряжением. Всё могло быть гораздо хуже, и когда Маккой думал о том, насколько хуже, его невольно прошибал озноб.
Кирк проследил за взглядом Маккоя. Оба несколько минут рассматривали спящего вулканца, думая каждый о своём, и продолжили разговор, не касаясь тревожных тем. Кирк поделился впечатлениями от последней книги, которую ему так и не удалось дочитать, Маккой в типичной едкой манере рассказал, что одну из его статей опубликуют в ближайшем выпуске «Космоврача». Затем беседа сама собой свернула на обсуждение последних новостей всеобщего пространства, открытия анонимной ветки обсуждения причёски нового энсина Рэнд и взлома группы любителей андорианского театра.
Когда Кирк, едва сдерживая зевоту, попрощался и ушёл, Маккой уставился в потолок.
– Понял? Скоро будешь дома.
– Да.
– Не слышу бурного восторга.
Возможно, это был смешок, а возможно, просто один из тех тысяч звуков, которыми полнится ночной корабль, – Маккой не знал. Зато точно знал, что звучало в следующем вопросе.
– Почему вы соврали капитану?
– Подумал, что тебе нужно время. Ну, знаешь, чтобы справиться с чувствами.
Когда в ответ раздалось только тихое пиканье компьютера, Маккой приподнялся. Но ничего, кроме фигуры, очерченной одеялом, не было видно, и он вылез из кровати и, подтащив к кровати вулканца стул, сел.
– Потом.
– Что?
– Я опровергну ваше нелепое, возмутительное и оскорбительное заявление. Но позже.
– Ловлю на слове.
Спок зашевелился и, тоже включив ночник, сел. Маккой упёрся в монитор компьютера, выполняя несколько бесполезных процедур вроде проверки давления и уровня гормонов, потом посмотрел на Спока. Тот внимательно разглядывал его руки. Маккой был в форменной футболке – пока он жив, никто не напялит на него больничную робу, – и в свете двух ночников тёмные синяки и гематомы выглядели гораздо ужаснее.
– Они не болят. Просто выглядят плохо. Всего лишь пара царапин. Ты был не в себе.
– Насилие – всегда насилие. Ему нет оправдания.
– Боже. – Маккой в сердцах взмахнул кулаком. – Ну давай все начнём страдать. Джим – что выполнял свою работу, ты – что заболел в результате действий, которые выполнял по приказу капитана, тогда капитан сможет страдать, что этот приказ отдал, а я буду мучиться, что не справляюсь со своими врачебными обязанностями, потому что психологическое здоровье – тоже часть моей задачи. Экипаж ударится в затяжную депрессию, раз офицерский состав впал в меланхолию, и разобьёт Энтерпрайз о ближайший астероид. И мы войдём в историю как самый унылый корабль в Звёздном флоте. – Выпалив всё это на одном дыхании, Маккой сложил руки на груди.
– Доктор, если бы я был человеком, полагаю, вы бы меня невероятно раздражали.
Маккой ухмыльнулся.
– Ну ка-ак тебе повезло быть человеком только наполовину, – не дав Споку вставить и слова, он произнёс: – Я помню, что всё там было иллюзией, но некоторые вещи ставят меня в тупик. Может, ты подскажешь, что это могло быть, – и он коротко обрисовал водяного и Тотошку.
Спок надолго задумался, глубоко нахмурившись, затем удивлённо вскинул брови.
– Как вы сказали? Кожа, похожая на ртуть? Может, на воду?
– Может, и на воду, сложно сказать.
– Это мог быть… – Спок замялся, настороженно посмотрев на Маккоя.
– Ну?
– Водяной.
Маккой ошалело моргнул. Вот так совпадение.
– Почему водяной?
– Когда я был маленьким, мама рассказывала мне о древних верованиях землян. На Вулкане другое отношение к воде, и я помню, что образ существа, управляющего водой, живущего в воде, был весьма… красочным. Девять недель и три дня после этого мне снились сны, хм...
– Кошмары.
– Если вам так будет понятнее.
– А второй?
Спок снова замолчал и казался неуверенным.
– Обещаю никому не рассказывать.
Спок вздохнул.
– Сенбернар. Мама упоминала, что у неё была в детстве собака этой породы.
– Но… Боже… Спок. Восемь ног?!
– Мне было два года и три месяца, начала арифметики были ещё слишком сложными, – чуть поморщившись, сказал он.
Маккой отчаянно боролся со смехом.
– Сен… Сенбернар. – Он прокашлялся, но в конечном итоге не выдержал и захохотал, запрокидывая голову.
– Вы слишком остро реагируете для человека, который до девяти лет верил, что под кроватью у него живёт гигантский краб.
– Эй!
Спок напряженно посмотрел на него, уголки губ выгнулись книзу, и если бы он был человеком, Маккой сказал бы, что это похоже на вину.
– Я не должен был этого говорить.
– Да ничего. Считай, что мы квиты. – Он вдруг понял, что от замечания Спока ему не стало неуютно. Если он знал о крабе, кто знает, что ещё он узнал? Но это не беспокоило, ведь это же был Спок. Маккой был уверен, что все его тайны в сохранности, как если бы он хранил их в одиночку.
– Могу заверить вас, доктор, что кроме поверхностных воспоминаний, мне больше ничего не было доступно. Исследование вашего сознания не было моей целью, лишь некоторые события вашего прошлого были весьма, – Спок вздохнул, – навязчивыми, чтобы я их не заметил.
– Всё нормально, правда. Как оно вообще? Мои мозги были достаточно приятным местом?
– В стандартном языке нет слов, дабы описать процесс майндмелда. Но если бы я был вынужден, то самым точным образом был бы «лес».
– И много цветов?
– Да.
Маккой открыл рот, чтобы рассказать, как для него выглядел Спок, но осёкся.
– Поразительно. То, что у наших сознаний появилась точка совпадения. Вам это ни о чём не скажет, но эти существа, которых вы описали, часть моего сознания, не искажённая вашим восприятием… – Спок смотрел в никуда, захваченный этой идеей, – они были настоящими, не иллюзией, не оболочкой, которую ваш разум придумал для удобства. Прямое прикосновение. Это по-настоящему поразительно. Но почему именно они?
Тайный сад, укрытый глубоко в лабиринте, защищённый от несдержанной первобытной природы вулканцев, и с детскими страхами на страже. Спрятанная, скрытая, но бережно охраняемая человечность.
Действительно, почему именно они?
– Спок?
– Да.
– У тебя очень красивые мозги, - Маккой широко улыбнулся, осознавая, что несёт чушь.
Спок склонил голову к плечу, разглядывая Маккоя.
– Должен признать, что нахожу вашу личность… – он отвёл взгляд, – … set'ki.
– Спасибо. Чтобы это ни значило.
Маккой проверил пульс на его запястье, задержав руку дольше, чем необходимо. Он был уверен, что последнее слово Спок произнёс на вулканском вовсе не потому, что забыл его на стандарте. Обычно, ему тоже тяжело давались комплименты.
– Когда всё закончится. Я имею в виду, когда твою голову приведут в порядок. Можно я ещё раз побываю там? Просто чтобы знать, как всё должно выглядеть в норме. Врачебный интерес.
– Согласен, доктор. Врачебный интерес – это логично.
– Так, раз в ход пошли оскорбления, я лучше посплю.
Забравшись под одеяло, он выключил ночник, через минуту Спок сделал то же самое. Маккой не мог заснуть, хотя упорно держал глаза закрытыми. В голове роились тысячи мыслей разом, и ни одну он не мог ухватить за кончик. Самые настойчивые и самые неуловимые были о Споке и всём, что произошло.
Каждый из них не раздумывая, отдал бы жизнь за другого, но с трудом мог разговаривать, не срываясь на завуалированные тычки и подначки. Они едва выносили совместную работу, едва находили слова, чтобы понять друг друга. Роднее, чем братья, но меньше, чем соседи. Ближе, чем влюбленные, но всё ещё дальше, чем друзья.
Так много и в то же время так мало.
В воздухе висели слова, которые так и не были озвучены. Один молчал, опасаясь ответа, второй – самих слов.
– Доброй ночи, доктор.
– Доброй, Спок.
***
Тук-тук-тук, тук-тук, ТУК!
Кирк застонал, испытывая недостойное капитана желание притвориться мёртвым.
Тук-тук-тук.
– Войдите! – безнадёжно крикнул он, откладывая книгу в сторону. На самом интересном месте, именно когда главный герой наконец обнаружил последний кусок Скрижалей Света, а его помощник оказался шпионом и выкрал сокровища, отравив героя.
– Спок!
Кирк сжал виски пальцами, уговаривая себя ещё немного потерпеть. Если он сейчас убьёт Маккоя, то главным врачом станет пресловутый М’Бенга и тогда прости-прощай любой алкоголь на корабле. Скотти ему этого не простит.
– Его нет.
– Я в курсе, что его нет. Почему его всё ещё нет? Мы торчим у этого булыжника уже третий день! Сколько им ещё надо времени?
– Не знаю, Боунс. Может быть, тебе обратиться к целителю Мерба? Уверен, он с радостью предоставит тебе всю информацию.
– Ага, как же, дождёшься от этих остроухих параноиков.
– От меня-то тебе что надо?
Маккой раздражённо смерил каюту шагами, переставил на комоде пару бутылочек и рухнул в кресло.
– Немного беспокойства с твоей стороны было бы неплохо.
– С чего бы мне беспокоиться? Спок на родной планете, в руках лучших врачей, которые собаку съели на ментальных болезнях. Он, скорее всего, в кругу семьи, кушает тёплый мамин пломиковый суп и отдыхает. Чего и тебе желаю.
Маккой пренебрежительно фыркнул. В кругу семьи, десять раз. Тёплый суп, да конечно. Хорошо, если этот напыщенный индюк, его папаша, вообще соизволит спросить у целителей, как там мозги сыночка, не прожарились до хрустящей корочки? Ах только слегка запеклись, тогда ничего. Вот только Крик об этом не знает и будь он проклят, если Маккой расскажет.
Он саданул кулаком по подлокотнику. Всё-таки надо было отправиться с ним, а не вестись на сладкие уговоры расфуфыренных целителей, будто процедура восстановления не займёт больше, чем одну целую и три десятых стандартных суток, а ваших познаний, доктор Маккой, не хватит, чтобы оказать существенную помощь. Логичные ублюдки, чтоб их.
– Джим?
– М?
– Джим, отложи книгу!
– С ним всё в порядке, Боунс, – пробормотал Кирк, страшно скосив глаза и продолжавший читать.
– Я решил взять Энтерпрайз, сгонять на Райзу и закадрить там парочку орионок, а потом, может, разбомбить несколько клингонских застав.
– Да-да, я сообщу, как только что-то изменится.
Маккой швырнул в друга подушкой и вышел из каюты, ещё более взвинченный, чем до этого. В лазарете никого не было, даже немногие пациенты предпочли справляться со своими болезнями самостоятельно, только бы не выслушивать бесконечные ворчливые монологи доктора по любому поводу, от выбора профессии до предпочтений в еде. Даже Кристина, у которой, казалось, был иммунитет к его недовольству, предпочла сбежать в грузовые отсеки нумеровать контейнеры с вакциной, что они захватили с Вулкана.
Маккой понимал, что ведёт себя отвратительно и несправедливо, но напряжение, стянувшее всё внутри в тугой ком беспокойства, нарастало с каждым днём, даже не так – с каждым часом. Он убеждал себя, снова и снова вышагивая по пустой комнате, что всё сделал правильно: он действительно ничем не мог помочь. Ну в самом деле, не за руку же ему держать Спока, как какой-то встревоженной мамаше? Будь они друзьями, он бы… На этом месте мысли стопорились и вязли.
Может ли он называть Спока другом? Конечно! Легко! Это очевидно! Конечно же, они друзья!
Даже в собственной голове это звучало фальшиво.
Он никак не мог понять, почему такая незначительная задача, такая нелепость – так беспокоила. Какая разница, друзья они, коллеги или кто угодно ещё? Почему раньше-то, чёрт подери, это никогда его не занимало?
Ему казалось, что он стоит на перекрёстке множества дорог и мечется между ними. Делает шаг то по одной тропе, то по другой, и снова возвращается к началу, ни одну из них не решаясь пройти до конца. Не зная и опасаясь того, к чему они могут привести.
Он крепко потёр лицо, в сотый раз перекладывая вещи на столе, когда раздался писк интеркома.
– Он будет через полчаса.
– Понял, спасибо.
– Боунс.
– Что?
– Ничего. Будешь его встречать?
– Нет, просто направь его ко мне. Нужно убедиться, что они не превратили его мозги в кашу.
– Как скажешь, – после паузы отозвался Кирк и выключил связь.
Маккой думал, что у него есть ещё как минимум пара часов. Ему хорошо было известно, как сильно Спок любит бывать в лазарете и с каким восторгом откликается на приказы о медицинской проверке. Так что он неторопливо заварил себе крепкого чаю, потом подумал и долил в него капельку бренди. Втянул горячий пряный аромат и уже почти сделал глоток, как дверь лазарета открылась.
Маккой уставился на Спока. Спок уставился куда-то в стену над его плечом.
– Чаю?
– Нет.
«Нет, спасибо», обычно отвечал Спок. Как-то раз Кирк сказал, что необременительное слово, выражающее благодарность, сглаживает негативную окраску отказа и заметно улучшает социальное взаимодействие с землянами, – Маккой едва не расхохотался от того, с каким лицом тот всё это произнёс, – и с тех пор Спок всегда его использовал.
Мелочь, но она неожиданно остро царапнула.
– Как себя чувствуешь?
– Я никак себя не чувствую, доктор Маккой. Однако физические и психические показатели моего разума находятся в границах максимальной эффективности.
– Отлично, компьютер, но я не сводку просил, а хотел узнать, как ты себя чувствуешь. И было бы расчудесненько, если бы ты соизволил смотреть на меня, а то мне кажется, что ты общаешься со шкафом.
– Ваше раздражение нелогично, доктор Маккой.
Спок не повернул голову, Спок не посмотрел на него фирменным взглядом «ну что тебе ещё от меня надо, человек?», Спок не вздёрнул бровь, Спок не обронил, своим очевидно не-ироничным-как-вы-могли-подумать тоном, что находит содержимое шкафа, без сомнения, более увлекательным.
Маккой сцепил пальцы, которые за мгновение вдруг стали ледяными, и ощутил, как вдоль хребта расползается животное предчувствие беды.
– Спок, ты обещал мне возможность ещё раз побывать у тебя в голове. Ты сказал, – слова давались неожиданно тяжело, выходили блёклыми и обессиленными, – это было бы логично.
– Совершенно очевидно, что моя критичность были значительно снижена. – Голос Спока был ровный и гладкий, обкатанный, как галька, и ровным счётом ничего не выражал. Не обычное «ничего», наполненное отголосками чувств и намёками, и лёгким вызовом, который, – если признаться, – всегда так нравился Маккою, а самое настоящее, пустое и безжизненное ничего.
Он с ужасом понял, что в голове пусто. Он понятия не имел, что нужно ответить или что вообще нужно делать, в груди не поднималась привычная волна эмоций, – ехидства, злости, недоумения, тепла, – которая обычно толкала его отвечать Споку особенно колко. Будто перекрёсток, на котором он стоял, теперь заволокло туманом и дороги пропали из виду.
– Нарушать обещания – низко для любого существа, острые у него уши или нет.
Спок стоял неподвижно, словно не слышал слов, но затем его взгляд медленно сполз со стены на плечо Маккоя, а оттуда – на лицо. Неизвестно, что он там увидел, но через несколько мгновений, отмерев, подошёл к столу и сел напротив. Прямой как палка, напряжённый от попыток выглядеть расслабленным, будто опасаясь человека.
Маккой разглядывал его в ответ, кажется, впервые так пристально. Лицо вулканца состояло из чётких и плавных линий, будто вычерченное рукой опытного мастера. Гладкий лоб, разделенный ровной чёлкой, острый нос и узкие, точно обрисованные губы. Глубокие тёмные глаза, по которым иной раз так много можно было узнать. Мельчайшими деталями, едва заметными морщинами, они выдавали множество тайн, если уметь смотреть.
Маккой закрыл глаза и открыл их уже в сером лабиринте. Он сел, погладив холодный камень, сосредоточился и через секунду оказался там, где хотел.
Перед ним оказалась сплошная серая стена, пусть и сложенная по-прежнему из камней разной формы. Сзади раздался тихий шорох и, обернувшись, он с трудом разглядел тёмный росток, сдавленный со всех сторон переплетением лестниц. Тот подёргивался и, если бы мог, то, кажется, начал бы скулить. Вот и всё, что осталось от громады вулканской ярости.
Он слегка погладил мягкую, будто шёлковую, кору. Та всё ещё была горячей, но не настолько, чтобы обжечь. Когда он отнял руку, росток потянулся за ней и опал, рвано пульсируя, будто задыхаясь.
Вместо ворот в стене был овальный проход, гладкий, словно его вырезали лазером. Маккой замер перед ним, не находя в себе сил идти дальше, сглатывая горькую и вязкую слюну. Боль, опустошение и отчаянье расцветали глубоко внутри, такие сильные, что от них болело сердце.
Наконец, побоявшись, что слияние может закончится в любой момент, он сделал шаг вперёд.
Сад был занесён молочно-белым песком, который, если бы не цвет, был бы похож на пепел. Большая часть цветов была высушена, лишена цвета и лежала на земле, а оставшаяся будто подёрнулась дымкой. Маккой коснулся одного из бутонов, но не ощутил ничего, кроме холодной и скользкой плоти.
Он закрыл лицо руками, надавливая на глаза так, что они заслезились, и горько засмеялся. Если бы он знал, что всё закончится так. Он должен был знать, что всё закончится так. Как ещё это могло закончиться?
Ни борьбы, ни страдания, ни радости, ни жизни, – здесь больше не было ничего. Только идеальный, нечеловеческий порядок и покой. И когда Маккой осознал это, его, словно бы в противовес, охватила безумная ярость.
– Хватит! – заорал он, подняв лицо кверху. – Хватит, слышишь, ублюдок? Я увидел достаточно!
Он развернулся на пятках, взметнув облачко пыли, и на секунду ему показалось, что он увидел следы на песке, ведущие к ещё живым цветам, но всё слишком быстро потонуло в белоснежной вспышке.
Он пришёл в себя, когда Спок отнял от его лица руки и собрался вставать. Перехватил его пальцы, сжав со всей силы, дёрнул на себя и прошипел, глядя в распахнутые глаза:
– Как ты мог им позволить? Как ты мог позволить сделать это с тобой? – задыхаясь, кричал он. – Как ты мог, дьявол тебя раздери?!
– Вы делаете мне больно, – тихо сказал Спок, не пытаясь вырваться.
– Больно? Больно?! Они… Они же убили тебя! Как ты не понимаешь? Они же просто убили часть тебя!
Он крепче стиснул пальцы, оставляя вмятины от ногтей; от его рук на коже Спока расползались белые пятна, которые точно вскоре нальются цветом и станут синяками. Весь гнев разом схлынул, будто кто-то выключил подачу энергии, и Маккой хватал воздух большими глотками, чувствуя себя таким разбитым и усталым, словно на него обрушился весь мир. Но несмотря на это, он не разжал сведённые пальцы, только чуть ослабил хватку. Медленно, преодолевая себя, он окончательно разомкнул их.
Ладони Спока лежали в его руках, постепенно приобретая обычный оттенок. Лунки от его ногтей наполнились ярко-зелёным цветом от прилива крови. Не думая, он погладил их, чтобы кровоток быстрее восстановился, и чуть вздрогнул, когда Спок отнял руки и убрал их под стол.
Будто это был сигнал, Маккой очнулся и посмотрел на Спока.
– Прости.
Спок кивнул.
– Я не ожидал столь… разительных перемен, – ещё один спокойный кивок, – И они мне не понравились. То, что они сделали, это ужасно. Как ты сам говорил, насилие – всегда насилие. Даже если совершается во имя того, что кажется благом.
– Не знаю, что вы ожидали увидеть, но это – обычное состояние моего разума.
– Нет.
– Вы хотите сказать, что вам известно об этом больше, чем мне?
– Может быть, кто знает. Может, я просто бабочка, которой снится, что она сельский врач, и всё это – просто сон вселенной. Давай я смажу руки, а то синяки будут.
– Нет, – поспешно сказал Спок, вскакивая на ноги. Одёрнул форменную водолазку и чопорно произнёс: – Нет, спасибо, мне нужно возвращаться к своим обязанностям. – Затем чуть склонил голову и быстрым шагом ушёл.
Вошедшая сразу за ним Кристина застыла на пороге, удивлённо разглядывая своего начальника, который, как блаженный идиот, улыбался, пялясь в никуда.
– Доктор Маккой? Вам чем-то помочь?
– Нет, спасибо, – громко ответил он, улыбаясь ещё шире, и вдруг, словно подброшенный, заметался по кабинету, открывая ящики, будто искал что-то. А найдя – вылетел за дверь, потом вернулся, церемонно поцеловал Кристине руку и снова убежал.
Тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук-тук, тук, ТУК.
– Войдите.
– Джим!
– Надо же, на этот раз по адресу.
– У меня есть гениальная идея!
Кирк с тоской посмотрел на отложенный падд. А ведь ему оставалось всего двенадцать страниц…
***
– Спок, твоя смена давно закончилась. – Кирк привычно прислонился к научной станции.
– Накопилось множество дел за время моего вынужденного отсутствия.
– Ничего не хочу слышать, – он замахал руками, – ты только-только встал на ноги.
– Болезнь была не физической, капитан.
– Это просто такой оборот, Спок. Означает, что ты только что поправился.
– Раз так, то вынужден обратить внимание, что я поправился.
– Ох, ладно, давай так. Я очень соскучился, играя в шахматы с компьютером. Как насчёт партии в кают-компании? Хочу удостовериться, что ты точно поправился, а что может быть лучше, чем разгромное поражение от твоей логики?
– Хорошо, капитан, если вы настаиваете.
Они зашли в турболифт и уже через пару минут были перед дверями в кают-компанию.
– Кстати, – сказал Кирк, замерев на пороге, – мне очень жаль, но это был единственный способ наконец-то спокойно дочитать книгу.
– В каком…
Кирк несильно подтолкнул его в спину, и дверь распахнулась.
– Сюрприз! – прокричало множество голосов, обсыпав Спока водопадом конфетти. Тот застыл, словно изваяние, перебегая взглядом по лицам, пока не остановился на одном.
– С выздоровлением, Спок. – Маккой отсалютовал ему бокалом.
– Скажи, что ты всем признателен за внимание и чувствуешь себя хорошо, – прошептал Кирк.
– Признателен всем за внимание и… Капитан! – воскликнул он, осознав, что за слова произносит.
Никто не позволил себе рассмеяться, хотя с задних рядов раздалось громогласное фырканье энсина Клэренс.
– Почти получилось, – лукаво улыбнулся Кирк и прошел в глубь комнаты. Экипаж последовал за капитаном и тоже расползся кто куда, хотя то и дело салютуя Споку или признаваясь, как рады его возращению.
– Полагаю, эта бессмысленная эмоциональная затея – ваших рук дело, доктор?
Маккой нашёл его в углу, с надкушенным яблоком, которое уже заветрилось, будто Спок слишком сильно задумался и забыл о нём.
– Не пойман – не вор.
– Есть ли во всей этой шумихе хоть что-то полезное, кроме бесконечных светских разговоров и совместной трапезы?
Маккой втиснулся рядом, очень аккуратно, стараясь не нарушать личные границы вулканца, но всё-таки слишком близко по его мнению.
– Вы знаете, мистер Спок, что в древности считалось, будто все дороги ведут в Рим?
– Какое нелепое и скудное представление о законах терраформирования. Впрочем, мне начинается казаться, что некоторые земляне не далеко ушли от своих предков. – И он выгнул бровь, а затем, словно спохватившись, снова опустил и отвернулся.
«Ох, и до чего же ему здесь неуютно», подумал Маккой, потом мысленно широко ухмыльнулся, «значит всё идет как надо».
Если цветок погиб, значит, он просто должен вырастить новый. Если стража тайного сада исчезла, значит, он должен заменить их.
Он не мог перестать мягко улыбаться, будто что-то щекотало его изнутри. Он всё ещё стоял на своём перекрёстке, но теперь было не важно, какую дорогу выбрать. Друг, брат, коллега, любимый, сосед, кто угодно, – это не важно.
Любая из этих дорог всё равно будет рядом со Споком. Потому что это именно то место, где он должен быть.
– Мистер Спок, а в вашу остроухую голову не приходила мысль, что…
Конец.
@темы: #fanfiction, #midi, #Leonard "Bones" McCoy, #Mr.Spock, #PG, #Romance, #ST: TOS, #Action/Adventure, #авторский фанфик
-
-
23.11.2013 в 10:40-
-
23.11.2013 в 13:43читать дальше
Доктор может, он такой. Ему и не таких вылечивать случалось, Баранкин поправится и будет человеком)
-
-
23.11.2013 в 14:16-
-
23.11.2013 в 14:42Но он не позволит валять себя в грязи, не позволит угрожать, ранить своих друзей, какими бы странными и непонятными они ни были. Он не позволит сломать Спока, разрушить самое ценное в его душе.
АААААА вот это было чудесно. Весь текст - чудесный. Про Спока и Маккоя нечего даже и говорить, какие они тут прекрасные и как веришь всему, что произошло.
Но какой Кирк с его книжками! Потрясающий! Столько сочувствия вызвал : )) Собрат по несчастью.
А вообще самое лучшее в этом тексте то, что он вроде как выглядит как очередная серия, он в формате этой серии. Но глубже и.
Замечательный текст. Спасибо.
-
-
23.11.2013 в 15:36Линнел, доктор ответственный, доктор вылечит, потом догонит и ещё несколько раз вылечит-)
Икар Монгольфье Райт, спасибо за добрые слова, очень рада, что вам понравилось.
Кирк вообще красава, в любой ситуации. Бета очень радела за тройничок
-
-
23.11.2013 в 15:46Кирк вообще красава, в любой ситуации.
О да, святая правда. Капитан Кирк очень хороший и умный капитан!
В тексте он замечательный! *___* Очень кирковский.
Бета очень радела за тройничок
Понимаю бету). В сериале как раз там тройничок и творится. Ну и время от времени появляются блондинки и пристают к Кирку).
-
-
24.11.2013 в 22:03-
-
24.11.2013 в 22:23Получилось по-настоящему здорово!
-
-
28.11.2013 в 12:38И конечно док не сдастся, это тоже очень в характере
Только про бешенные деревья сперва думала, что это захватчик-хортоличность крушит все на своем пути
-
-
28.11.2013 в 16:39– У тебя очень красивые мозги, - Маккой широко улыбнулся, осознавая, что несёт чушь. Строчка, которая понравилась мне больше всего )
-
-
29.11.2013 в 10:33-
-
16.12.2013 в 22:10Замечательный доктор, который никогда не сдается, вечно предан своим друзьям и своему делу, готов на любые жертвы и ухищрения. Спока жаль до дрожи, очень надеюсь, что доку хватит мастерства заменить споковскую импровизированную охрану, а вскоре и они вернутся, уж очень сильные они, не верю, что вулканским целителем удалось их совсем прогнать или убить - Спок бы не позволил!
В общем, спасибо Вам за фик огромное!
-
-
07.11.2014 в 00:03-
-
07.09.2016 в 11:34-
-
22.04.2020 в 14:12Конечно эта версия ближе к канону. Спок дважды терял всё человеческое - после Гола и после возрождения на Селее. Но в фильме это смотреть не так трагично, как читать про вырубленный сад.
Когда концовка разбивает сердце - мы поневоле видим внутренним взором другой вариант.
предисловие
-
-
22.04.2020 в 14:14-
-
22.04.2020 в 14:23Чтобы написать всё это понадобился почти час (плюс комментарий целиком не публиковался - пришлось разделить на части), а в голове образ возник за минуту от силы три. Как картинка, которою видишь целиком, но в деталях. Вообще возможно многим это видение и не по вкусу. Но поскольку, если бы не ваш рассказ, то и образа бы не было, я считаю своей обязанностью поделиться мыслью. Спасибо за чудесный рассказ и яркие эмоции. Если что-то не понравилось в моей фантазии - приношу свои извинения. Можете удалить комментарии.