Споунз-драббл

[Spock-McCoy]

Пусть и тут тоже полежит

Драббл без названия, писался по заявке для  Алиция. Можно не убирать детей от экранов.

Он мог бы сказать, что не помнит, когда это началось. Но для офицера по науке такая неточность была бы непростительной. Это началось двадцать три дня, четыре часа, три минуты назад (пожалуй, в данном случае секунды можно округлить). Началось, когда доктор Маккой, начальник медслужбы "Энтерпрайз", ударил его ладонью по щеке.
- Да придите же в себя, Спок! - кричал он при этом. - Ну же!
Видимо, удар был достаточно сильным, чтобы вывести Спока из шока, в который его повергло инопланетное внушение (телепатическая деятельность обитателей Траепа-1 проанализирована, отчет по форме 33/12 а отправлен капитану, второй экземпляр - зав. научного отдела Звездного флота). Оказалось, что на вулканский организм телепатия Траепа воздействует куда больше, чем на человеческий. Потому, чтобы опомниться, понадобилась пощечина от доктора.
После Споку пришлось приходить в себя дважды: сперва от обычного шока, затем - от культурного. Доктор наверняка не знал о символическом значении удара по щеке в вулканской культуре. Он, разумеется, не читал эпоса о Cилине и Т'Лин, чья страсть, начавшаяся с пощечины, положила конец вражде двух великих семей. Эпос никогда не переводили на современный вулканский, не говоря уж о стандарте.
Да и Споку не приличествовало бы реагировать на пощечину, как в досураковские времена. Но отпечаток пальцев доктора на щеке ощущался гораздо дольше, чем должен был с точки зрения элементарной физики. Горел. Уже вечером, когда они счастливо отделались от местных и вернулись на корабль, он прикоснулся пальцами к пылающей щеке, и в этот момент спокойная жизнь коммандера Спока закончилась.
Нет, он не стал другим человеком (или другим вулканцем?), не прижал Маккоя к стене медотсека, чтоб потребовать немедленного возмещения ущерба, как Силин. Но он стал подолгу засматриваться на руки доктора, и все чаще ему хотелось ощутить эти руки на себе.
Почти незаметно для себя Спок стал завсегдатаем медотсека. Разумеется, совершенно логично было прикрыть капитана собой во время нападения клингонов; как и оттолкнуть молоденького энсина, на которого прыгнул андорианский пустынный лев; а также продегустировать подозрительный напиток на вечеринке ференги. Доктор (Леонард?) морщился, называл его гоблином и еще десятью пейоративными словарными единицами, но от долга своего не уклонялся. И Спок сидел и млел, пока Маккой колдовал над ним, промывал раны и водил кожным регенератором.
Спок перебирал все прежние случаи, когда доктор Маккой прикасался к нему после ранения или травмы (всего 128 случаев за 2 года полета, что превышает норму для научного офицера на 75%), и не понимал, как мог находить его касания надоедливыми или неприятными. Теперь от них у Спока тянуло там, где, собственно, до начала Времени тянуть было не должно. Но Спок уже смирился, что его чувство к Маккою было таким же нелогичным, как сам доктор. Он почти перестал спать, сведя весь отдых к медитациям, потому что во сне Леонард Маккой снимал с него тунику, теплыми пальцами (шрам на левом указательном пальце левой руки, след от кольца на безымянном пальце, еще один шрам - большего размера - на тыльной стороне правой) бинтовал где-то полученную и совершенно не беспокоящую Спока рану. Руки доктора убирали боль и приносили совсем другие ощущения - такие, что ночью коммандер долго ворочался, а потом шел в душ.
Первым неладное заподозрил Джим. Он удивлялся, с чего это коммандер зачастил в эту камеру пыток. "Там же гипошприцы!" сказал он страшным шепотом. Спок отмалчивался, перечитывал вулканский эпос и переслушивал клингонскую оперу "Ромео и Джульетта". "Над шрамом шутит тот, кто не был ранен", - говорил герой, и Спок, кажется, впервые в жизни смог оценить метафору.
Потом что-то заподозрил сам Маккой, а вот это было уже гораздо хуже. Как-то раз, после очередного явления Спока в медотсек Маккой поджал губы и сказал:
- Ты мне не нравишься, гоблин.
Это было Споку известно, и совершенно нелогичной была его эмоциональная реакция. Стало обидно.
- Черт бы тебя побрал, чудище зеленокровое, я же не в этом смысле! Во-первых, ты перестал спать. Во-вторых, ты почти перестал есть. В третьих, ты бываешь у меня чаще, чем все краснорубашечники вместе взятые, а это о чем-то говорит.
- Откуда у вас упомянутые данные?
- Оттуда, что я слежу за твоим здоровьем. Сам ты за ним проследить не в состоянии...
Опять нелогичные эмоции - при мысли о том, что Маккою не все равно. Споку жизненно необходима дополнительная медитация. И путевка в пустыню Гол, года на три.
- Присядь-ка, - доктор говорил необычно мягко, и фонил теплом и расположением. Это было худшее, что он мог сделать со Споком. Тот сперва весь подался вперед в ответ на эмоции, а потом вспомнил, что перед ним врач, и этот фон - не что иное, как проявление профессионализма.
Высокого профессионализма.
- Послушай меня. Я понимаю, могут быть вещи, о которых тебе тяжело разговаривать. Но если у тебя опять вулканские критические дни или нечто подобное, я должен об этом знать. Как твой доктор.
"Мой доктор..", - отозвалось у Спока в левом бедре.
- Я знаю, что ты мне не очень-то доверяешь, но на этом суденышке выбор у тебя тот еще. Поэтому лучше скажи, что тебя тревожит, пока это не прибило нас всех и не начало отплясывать джигу на реакторе.
Как бы Спок не относился к доктору, его выбор языковых средств был абсолютно иррациональным.
- Вы ошибаетесь, доктор. Я доверяю вам и вашему профессионализму, который вы не раз доказывали в самых экстремальных условиях. С моей стороны было бы огромной ошибкой недооценивать вас.
Маккой потянулся и положил руку ему на лоб. Спок втянул воздух сквозь зубы и призвал Сурака.
- Нет, ты все-таки болен. И я очень советую рассказать, чем...
Каким-то образом Споку, уже совершенно зеленому, удалось ретироваться, не ответив. Но страсть его разгорелась с новой силой. Спок взял в медиатеке несколько старых фильмов про врачей. На моменте, где доктор старым методом щупал пульс у больного, коммандер Спок понял человеческую концепцию порнографии. После этих фильмов у него появилась совершенно грязная и недостойная вулканца фантазия, в которой фигурировали они с доктором и стетоскоп. В следующий раз, застав энсина Чехова за просмотром подобного фильма, он не послал его чистить трубы Джеффри, а просто велел не смотреть в рабочее время. И поменял расписание экипажа, чтобы Чехову чаще выпадало дежурить с Сулу.
А потом они оказались с Маккоем одни среди вражеского леса. Одни - потому что транспортатор, подняв группу стажеров, как обычно, сломался на старшем офицерском составе, а коммуникатор заглох (по странной закономерности, причину которой пытался выявить научный отдел, до сего момента безуспешно).
Враждебным же лес оказался потому, что странные склизкие цветы то и дело пытались плюнуть в них с доктором чем-то ядовитым. И все-таки доплюнули до Спока.
- Совсем ты мне не нравишься, вулканец, - снова сказал Маккой. Они добрались до маленькой пещеры, в недосягаемости для цветов. Спок сидел, прислонившись к камню, и чувствовал, как плечо время от времени дергает, и расплывается по нему странный жар. И отчего-то колет.
- Спок, - у доктора странное выражение лица, и голос непривычно мягкий, - сдается мне, эта штука испускает тебе в кровь какую-то дрянь. Ее надо вытащить. Но эти чертовы цветы заплевали мою аптечку. У меня нет обезболивающего.
- Это несущественно, - просипел Спок.
- Еще как существенно, гоблин ты остроухий! Я не средневековый палач, чтоб резать по живому! Черт, если б только треклятый коммуникатор работал, ах ты ж...
Одиннадцать пейоративных единиц в адрес коммуникатора. Но произнося их, доктор не переставал действовать. Он протер спиртом из фляжки руки и нож, вынутый из-за голенища сапога. Осторожно разрезал рукав, там, куда воткнулись зерна ядовитого цветка. Протер плечо остро пахнущим алкоголем. Спок не сдержался, скосил глаза. Вид пальцев доктора на собственной коже одновременно успокаивал и возбуждал.
- Будет больно, но ее надо убрать. Ты случайно не можешь использовать свое чудо-вуду?
Спок мотнул головой. Транс в таком состоянии не представлялся возможным. Он даже не был уверен, что сможет должным образом контролировать боль.
Самое ужасное - он и не желал контролировать. Это означало бы убрать все ощущения, а Спок не хотел отключаться. Он понимал, что это будет физически весьма неприятно, но при мысли, что Маккой в прямом смысле залезет ему под кожу, его охватило извращенное возбуждение. На возбуждении он и сфокусировался, пока доктор аккуратно рассекал плечо и доставал вредительские семена. От болевых ощущений не удалось полностью избавиться, но их заглушало приятное тепло от эмоций доктора. Те, казалось, поступали прямо в кровь: Спок уловил беспокойство, искреннюю заботу и что-то еще, чему не знал названия. И поскольку он был ранен, то позволил себе вообразить, что эти эмоции направлены на него.
- Ну вот, - пробормотал Маккой (Леонард?), закончив операцию, - вот и все уже, и совсем не было больно...
- Вы обладаете потрясающим умением преуменьшать, - пробормотал Спок, слизывая выступивший на губе пот.
- Все, - сказал доктор, и стер пот с его лба собственным рукавом. - Ну прости. Не было выхода. Теперь молись, чтоб твой вулканский иммунитет взял верх, и я не привез на корабль клумбу...
Промокнув Споку лоб, он не убрал руку и тихонько гладил ему волосы. Тот зажмурился, прислушиваясь; дыхание у него сбивалось всякий раз, когда большой палец доктора задевал жилку на виске. Рана болела, но ощущалась как-то далеко. Спок подумал, что этот вид фауны, должно быть, родственный "цветам счастья": ни разу со времен Лейлы Каломи ему не было так хорошо.
- А ты молодец, - сказал доктор, - вот вернемся на корабль, дам тебе конфету.
Следовало возразить, что он совершеннолетний, и к нему неприменима такая компенсация, но последнее, что хотел сейчас Спок - возражать Леонарду. Вместо этого он чуть повернул голову и вжался щекой в его ладонь.
- Ох, гоблин, - у того дрогнул голос, - что же ты...
Но в этот момент в коммуникаторе прорезался обеспокоенный голос Скотти, и через пару минут их уже подняли на корабль.
Что бы ни утверждал Маккой, цветов на Споке не выросло, и плодоносить он не стал, за два дня в лазарете действие цветка удалось свести на нет. Выйдя из лазарета, Спок решил взять себя в руки прежде, чем окончательно потеряет контроль.
Следующей планетой на их пути оказалась отсталая земная колония, захваченная эпидемией. Больницы были переполнены, умерших хоронили не сразу, еще прибавляя к царившей вокруг антисанитарии. Cтолько пейоративных единиц сразу из уст Маккоя Споку еще не приходилось слышать. Лаборатории работали круглые сутки, вырабатывая адаптированный вариант сыворотки, доктор спустился на планету и не вылезал из столичного госпиталя. Спок хотел бы его сопровождать, но сам был слишком занят - все были заняты, пытаясь остановить распространение болезни.
На седьмой день, когда академия наконец пошла на убыль, доктор поднялся на корабль. Спок полагал, что он отправится отдыхать, но, вызвав медотсек, чтоб запросить очередной отчет, услышал хриплый и усталый голос Маккоя.
Через несколько минут Спок явился в медотсек с чашкой крепкого черного кофе, в которое он, по совету бортинженера, добавил капельку бурбона. Маккой сидел у себя в кабинете за странным занятием: он что-то плел из тонких прозрачных трубочек.
- В честь чего это, Спок?
- Вам следовало бы отдохнуть, доктор. Но если обстоятельства не позволяют вам погрузиться в сон, думаю, вам понадобится стимулятор.
Сам он глаз не мог оторвать от ловких пальцев, переплетающих трубочки.
- Капельницы, - пояснил Маккой. - Не заразные, не бойся. Они были на охраняемом складе... лучше б там нашлось что-нибудь полезное. Сядь, гоблин, сам же на ногах еле держишься. Я тут жду результатов анализа. Если мое экспериментальное средство сработает, мы сможем ускорить выздоровление...
Спок сел и следил за тем, как трубки в руках доктора превращаются в игрушку. Игрушка изображала земное мифическое существо, известное как "черт". Почему-то зеленое.
- Держи, - сказал Маккой, отдавая ему черта. - Это тебе. Подарок.
Игрушка была абсолютно нелогичной, но Спок все-таки повесил ее над кроватью.

Рано или поздно тайное становится явным. Это только логично. И разумеется, постыдные чувства, которые Спок питал к доктору, в конце концов раскрылись.
Произошло это, когда доктор Маккой оказался в плену у ромуланцев.
В плен он попал из-за присущего ему нелогичного благородства. Когда ромуланские пираты во время научной конференции захватили делегацию молодых ученых, доктор вызвался обменять себя на заложников. Пираты, естественно, воспользовались шансом заполучить начальника медслужбы с флагмана Федерации. Полезных им кодов доктор не знал - но вряд ли ромуланцы этому поверят...
Все то время, что он планировал вместе с экипажем спасательную операцию, объяснялся с адмиралтейством, выслеживал "хищную птицу" и высаживался - с Джимом и командой краснорубашечников - Спок действовал, как говорил Чехов, "на автопилоте". Он даже не мог, как прежде, отрицать свой страх - потому что это было бы явной ложью, а вулканцы не лгут.
Джим наверняка видел, что с ним творится, и молчал. Но когда они оказались наконец на ромуланском судне, Джим сказал:
- Иди за ним. Мы придержим остальных.
Спок кивнул - бесполезно задумываться, отчего Джим так хорошо его знает. Он бросился в гущу коридоров - корабль был незнакомой конструкции, и вело Спока скорее шестое чувство, у вулканцев отсутствующее. А потом он шел на крик.
И когда дошел, и увидел доктора на пыточном кресле, и ромуланца, увлеченно дробящего ему пальцы, Спок забыл напрочь все заветы Сурака, и едва не уничтожил разумную жизнь. Уничтожил бы, если б Маккой не повернул к нему голову и не прошептал его имя.
Несколько драгоценных секунд ушли на то, чтоб обезвредить палача и тех, кто бросился ему на помощь. Еще несколько - на то, чтобы активировать транспондер. Но когда он отвязал Леонарда, тот уже не кричал, дыхание стало поверхностным, и сердце билось слишком часто для человека. Вторая стадия травматического шока. Спок выхватил гипошприц с обезболивающим, но взгляд доктора - ясный, несмотря ни на что - остановил его. Неизвестно, что ему кололи, чтоб заставить говорить.
У Спока не было выхода - он прижал пальцы к точкам мелдинга на лице, покрытом холодным потом, и вцепился в источник боли, купируя ее, перенаправляя на себя. Он сперва почувствовал, что Леонарду стало лучше, и потом только сообразил, что теперь полностью открыт, и доктор все увидит и поймет...
Когда доктора доставили на "Энтерпрайз", Спок сдал его медикам и позорно сбежал на мостик. Там ему понадобился весь его контроль, чтоб не ударить по "птице" торпедами. Он машинально подчинялся приказам Джима делал вид, что ему совершенно все равно, что происходит в медотсеке, и ежечасный отчет от МБенги интересует в основном капитана.
Первые два дня МБенга не отходил от больного и беспокоился за его руку; после благодарил современную медицину и уверял, что все будет в порядке; а еще через три дня мрачно попросил отставки. Доктор Маккой был худшим пациентом за всю историю медслужбы. Он едва начал самостоятельно доходить до уборной, как стал кричать на персонал и грозить, что лично прооперирует каждого пострадавшей рукой, если его немедленно не выпишут.
Выписали его через неделю, а еще через неделю доктор вернулся к работе. И тут же вытребовал Спока в лазарет - по громкой связи, так что отказаться не получилось бы.
- А ну иди сюда, извращенец ушастый, - сказал он, едва Спок появился на пороге. Тот смиренно шагнул вперед. На левой руке у доктора была специальная предохраняющая перчатка, но, по всей видимости, непоправимых последствий травма не нанесла. Спок сглотнул.
- А я-то не мог догадаться, что это ты сюда зачастил! Членовредительством заниматься начал! Да тебя с корабля списать мало за такие художества! А еще вулканец!
Спок стоял молча и про себя составлял прошение об отставке.
- А ну сядь, - доктор ухватил его за плечи обеими руками, больной и здоровой, и усадил на кушетку. - Чепел, я кому сказал - отдыхать? У вас обеденный перерыв или где?
Спок вдруг обнаружил, что свет в кабинете приглушен, а дверь заперта.
- Д-доктор? - осмелился он, когда тот без лишних слов начал стягивать с него форменку. - Вы не могли бы пояснить, что именно собираетесь делать?
- Осматривать, - просто сказал Маккой и взял его за запястье. - Пульс учащен, между прочим. Интеллектуальные показатели сильно снижены. Налицо признаки опасной человеческой болезни.
Левой рукой он погладил Спока по щеке, окончательно лишив его способности соображать.
- Совершенно необходим полный медицинский осмотр, - сказал Маккой и добавил, вытаскивая из ящика древний стетоскоп:
- Очень тщательный.